С той поры, как ветер слушает нас

Леонид Панасенко С той поры, как ветер слушает нас

СНАЧАЛА ОН ПОСТРОИЛ ГЛАВНУЮ БАШНЮ – ДОНЖОН – И ПОДНЯЛ ЕЁ НА НЕВИДАННУЮ ВЫСОТУ.

ЗАТЕМ В ОДНО МГНОВЕНИЕ ВОЗВЁЛ МОЩНЫЕ СТЕНЫ И ПРОРЕЗАЛ В НИХ БОЙНИЦЫ ДЛЯ КРАСОТЫ, КОНЕЧНО.

ПО УГЛАМ ОН ПОСАДИЛ ТРИ БАШНИ ПОНИЖЕ. ИЗ ТОГО ЖЕ МАТЕРИАЛА – БЕЛОГО СВЕРКАЮЩЕГО НА СОЛНЦЕ, КАК САХАР.

БОЛЬШЕ ВСЕГО ХЛОПОТ БЫЛО С ДОМОМ.

ОН СДЕЛАЛ ЕГО ПРОСТОРНЫМ, С ВЫСОКИМИ СТРЕЛЬЧАТЫМИ ОКНАМИ, ОТКРЫТОЙ ГАЛЕРЕЕЙ И ТЕРРАСОЙ. ГОТИЧЕСКУЮ КРЫШУ УКРАСИЛ ВЫСОКИМ ХРУПКИМ ШПИЛЕМ, КОТОРЫЙ ПРИШЛОСЬ НЕСКОЛЬКО РАЗ ПЕРЕДЕЛЫВАТЬ.

ОТКРЫТОСТЬ И НЕЗАЩИЩЁННОСТЬ ДОМА НЕ СОЧЕТАЛИСЬ С ОГРОМНЫМИ БАШНЯМИ И ТОЛСТЫМИ СТЕНАМИ, НО ЕМУ ВСЁ ЭТО ОЧЕНЬ НРАВИЛОСЬ. ПОХОЖИЙ ЗАМОК ОН ВИДЕЛ В ПЯТНАДЦАТОМ ИЛИ ТРИНАДЦАТОМ ВЕКЕ, КОГДА БЫЛ МАЛЫШОМ И НОСИЛСЯ ПО СВЕТУ В ПОИСКАХ РАДОСТЕЙ И ВПЕЧАТЛЕНИЙ. ЗАМОК ТОТ СТРОИЛИ, ПОМНИТСЯ, В ШВЕЙЦАРИИ, ДАЛЕКО ОТ КАМЕНОЛОМНИ. РАБОТЫ ВЕЛИСЬ МЕДЛЕННО – КАМЕНЬ ДОСТАВЛЯЛИ ВСЕГО ЛИШЬ НА ДВУХ ИЛИ ТРЁХ ПОВОЗКАХ. ЕМУ НАДОЕЛО НАБЛЮДАТЬ, КАК ВОЗЯТСЯ ЛЮДИ НА СТРОЙКЕ – НЕСТЕРПИМО МЕДЛЕННО, БУДТО СОННЫЕ МУХИ. ВЫБРАВ КАК-ТО ДЕНЬ, ОН, ИГРАЮЧИ, НАНОСИЛ СТРОИТЕЛЯМ ЦЕЛУЮ ГОРУ ИЗВЕСТНЯКА И ГРАНИТА.

– ТЫ ЗАБЫЛ О ВОРОТАХ, – НАПОМНИЛА ОНА.

ОН ТУТ ЖЕ ПРОРУБИЛ В СТЕНЕ АРКООБРАЗНЫЙ ПРОЁМ, А СТВОРКИ ВОРОТ СДЕЛАЛ КРУЖЕВНЫМИ.

ЗАКОНЧИВ ГРУБУЮ РАБОТУ, ОН ВЕРНУЛСЯ К ДОМУ И УКРАСИЛ ЕГО ГОРЕЛЬЕФАМИ И АНТИЧНЫМИ СКУЛЬПТУРАМИ. ЗАТЕМ БРОСИЛ НА СТЕНЫ И АРКАДУ ГАЛЕРЕИ ЗАМЫСЛОВАТУЮ ВЯЗЬ ОРНАМЕНТА. В СТРЕЛЬЧАТЫХ ОКНАХ ОН УСТРОИЛ ВИТРАЖИ.

ДЕЛО БЫЛО СДЕЛАНО.

ОНО СТОИЛО ПОХВАЛЫ, И ОН ТЕРПЕЛИВО ЖДАЛ ЕЁ.

– НО ВЕДЬ Я НЕ БУДУ ЖИТЬ В ТВОЁМ ЗАМКЕ, – СКАЗАЛА ОНА.

Мария уже не загорала, а просто лежала на берегу, не имея сил лишний раз подняться и окунуться в море. Солнце плавило её тело, дурманом вливалось в жилы. Ещё немного – и закипит кровь, задымится шоколадная кожа, вспыхнут волосы...

– У нас с тобою никогда не будет детей, – лениво сказала Мария, не открывая глаз.

В красном сумраке, которым сквозь плотно сомкнутые веки наполнило её солнце, возникли какие-то невнятные, бессвязные слова – бу-бу-бу. Пробились извне и проняли. Это голос Рафа. Он, по-видимому, удивлён. Или ехидно справляется о здоровье. Не перегрелась ли, мол, она?

– Дело не во мне, – пояснила Мария. – Ты ужасно нудный, Раф. Я от твоей болтовни всякий раз засыпаю. А во сне детей делают только лунатики.

Она засмеялась, представив, как два лунатика на ощупь ищут друг друга, а затем молча предаются любви. С бесстрастными, окаменевшими лицами, похожими на посмертные маски, с открытыми глазами, в которых, будто две льдины, плавают отражения луны.

– Не сердись, – ласково сказала она, зная, что Маленький Рафаэль уже тянется к рубашке и шортам. У него, как у большинства недалёких людей, гипертрофированное чувство собственного достоинства. К тому же он совершенно не понимает юмора. – Ты ведь уверен, что я поломаюсь, поломаюсь и выйду за тебя замуж. Но этого никогда не будет. Оба мы по-своему правы. Зачем же всё усложнять и портить друг другу нервы?

Он бросил что-то сердитое. Нечто вроде: как мы можем быть оба одновременно правы, если... Нет, какой он всё-таки нудный!

Ей опять заложило уши, хотя Мария сегодня ни разу не ныряла. Бывает такое: тебе говорят, а ты не слышишь. Смотришь на собеседника будто через толстое стекло и не понимаешь – чего эта обезьяна так кривляется?