С той поры, как ветер слушает нас

Обиделся. Уходит. Беги, Раф, беги! Завтра ты как ни в чём не бывало приедешь к ужину и будешь опять приторно ласков и предупредителен. Такие, как ты, таких женщин, как я, не бросают. Извини, Раф, но сегодня мне хочется побыть одной.

Взревел автомобильный мотор.

«Наконец-то! – подумала Мария. – Только не перегазовывай, а то застрянешь в песке и мне опять придётся с тобой возиться...»

Уехал!

Мария открыла глаза, огляделась. Вокруг – ни души. Песчаные дюны, сонное море. Только на западе, километрах в двух отсюда, едва видны деревья и дома. Там, конечно, на пляже полно, не то что здесь – на косе. Впрочем, уже полдень, и все нормальные люди обедают или отдыхают. Хорошо всё-таки быть ненормальным и жить, как тебе хочется.

На западе, в выжженной пустыне неба, висело одинокое облако.

«Будет дождь, – лениво подумала Мария. – Парит ещё с утра».

О Маленьком Рафаэле она больше не вспоминала. Уехал – и пусть. Она всегда говорит, что думает. Пора бы ему привыкнуть.

С самого утра Марию одолевало какое-то смутное томление и беспокойство. Хотя неправда. Когда проснулась, ничего подобного не чувствовала. И за завтраком всё было в порядке. Потом за ней заехал Рафаэль. Она, как всегда, не захотела садиться в его машину – чтобы позабавиться на шоссе. Раф не любит, когда она впритирку подводит свою не раз битую малолитражную козявку с проржавевшим дном к его самовлюблённому бульдогу или пулей выскакивает вперёд, чтобы лихо развернуться перед самым носом его автомобиля.

«И всё-таки – откуда это томление? Оно появилось здесь, на берегу... Всё время как будто чего-то ждёшь. Всё время кажется: что-то должно произойти... Тяжёлый штиль и каменно неподвижное море. Засахарившееся от зноя небо... Всё это давит на мозги. По-видимому, падает атмосферное давление... Это томление похоже на ожидание перемен. Хочется, чтобы проснулся ветер, налетел шторм. Чтобы взял эту полусонную землю, как погремушку, и устроил хорошенький тарарам».

Но ветра не было, и Мария вновь прикрыла глаза.

Её опять заполнили покой и красный сумрак.

И вдруг...

В её дрёму нежданно-негаданно вплелись странные звуки.

Зашипели тысячи змей.

Зажужжали миллионы злых пчёл.

Откуда-то взялись десятки поездов и закружили вокруг неё, грохоча и воя.

Мария вскочила, открыла глаза и тут же зажмурилась – в глаза швырнуло песком.

Она слабо вскрикнула, не понимая, что происходит, и ещё не успев испугаться.

В следующий миг на неё дохнуло нестерпимым жаром.

Воздух куда-то девался, будто его и не было.

Его раскалённые остатки обожгли горло, и вместо крика из груди Марии вырвался стон.

Жёсткие огромные ладони подхватили её, сорвали купальник.

Горячие и шершавые, как наждак, они ласкали её с таким нетерпением и страстью, что испуганной Марии показалось: вслед за одеждой о неё сейчас сдерут и кожу.

Она попробовала открыть засыпанные песком глаза, но слёзы и боль застили свет. Только на миг ей открылось нечто вроде тоннеля или трубы, в бесконечной глубине которой сиял то ли клочок неба, то ли гигантский голубой глаз...

Мария рванулась, чтобы высвободиться, но тот, кто нёс её, даже не заметил этого. Его жадные поцелуи терзали её почти бесчувственное тело. Мария изо всех сил отталкивала насильника и... не находила его, будто боролась с призраком.

«Кто он? Куда он меня тащит? Что ему нужно?»

По-прежнему не хватало воздуха. Чёрная мгла удушья гасила последние искры разума.

«Он задушит меня...» – мелькнуло в сознании.

Марии показалось, что его дикий напор и грубая, какая-то нечеловеческая страсть взорвут её изнутри, сожгут.

Она вскрикнула и потеряла сознание.

Раньше мир состоял из движения.

И оно непрерывно совершалось, вовлекая в свой круговорот воздух и воду, камни и песок, закипая в листьях зелёным хлорофиллом, а в жилах – горячей кровью.

Он знал: останови это движение – и мир погибнет. Он хотел, чтобы движение продолжалось вечно, потому что сам был движением.

Ещё мир состоял из красоты.

Она была похожа на целесообразность, но не более того. Потому что целесообразность понятна, а красота – необъяснима. Как объяснить, почему вчерашний закат был унылым, а сегодняшний – прекрасен? И в чём заключается прелесть маленькой изумрудной ящерицы, которая взобралась на камень и тревожно оглядывается по сторонам?

В детстве он считал, что мир ещё состоит из музыки, но позже узнал: в природе живут одни лишь звуки. Находить им гармонию умеют только птицы и люди.

Теперь же всё разом переменилось.

Повсюду – внутри, снаружи – был огонь. Он клокотал, рвался протуберанцами, возносился к небу, увлекая за собой и плоть.

Как же он раньше не догадался, что всё сущее рождено в огне, пронизано им и только в этом состоянии имеет смысл и предназначение?

Как зовут тебя, птица?

Где взяла ты крошечный серебряный колокольчик, который звенит, переливается в твоём горлышке? Кто ты – жаворонок, коноплянка, колибри? Но главное, почему твои трели, твоё незамысловатое пение так радует сердце?

Мария открыла глаза.

Взгляд упёрся в белый потолок, затем переместился влево. Капельница, шкафчик с лекарствами, синяя лампа для стерилизации воздуха... Значит, она в больнице.