С той поры, как ветер слушает нас

А, где же птица? Где она так заливается?

Мария повертела тяжёлой головой, улыбнулась.

Ну, конечно же. В палате ничего такого нет, окно тоже закрыто. Жаворонок ликует в ней. Он залетел ей в душу и, думая, что это небо, забирается ввысь, в поднебесье, в зенит и стряхивает с крыльев капельки звуков.

«Что за чушь? – удивилась Мария. – Я никогда не была сентиментальной... И почему – больница? Что со мной?»

Она позвонила и несколько минут бессмысленно смотрела в потолок. Ощущение было такое, словно с ней произошло нечто очень хорошее, необыкновенное – жаль, забыла, что именно. Это чувство внутренней гармонии (потому и пела в душе птица!) совершенно не вязалось с больничными стенами, а загадок Мария не любила.

Вошёл врач.

Он был молод, однако лицо его выдавало раннюю пресыщенность жизнью. Из тех, кто заученно рекомендует не пить, не курить, заниматься спортом, а сами в охотку пьют, курят и валяются в постели после обильной еды. Хомячок...

– Вы пришли в себя?! – то ли спросил, то ли подтвердил врач. Прекрасно. Через несколько дней я поставлю вас на ноги.

– Что со мной? – прошептала Мария и не узнала свой голос: хриплый, прерывающийся, будто обожгла чем-то трахею.

– Ничего особенного. Лёгкий шок, лёгкие ушибы. Вам повезло: ни одного перелома.

Мария напрягла память, пытаясь увидеть прошлое, вспомнить, что же с нею приключилось. Море, свирепое солнце, болтовня Маленького Рафаэля... Шум отъезжающей машины, полудрёма... Что дальше? Всё уходит, проваливается в красный полумрак...

– Вы рождены в рубашке, – заметил врач, быстро и ловко осматривая синяки на плече и груди, сбитый локоть.

Мария глянула на Хомячка с лёгким презрением, вздохнула. Как он похож на её Рафаэля! Неужели весь мир состоит из болтунов!

– И всё-таки... Что со мной произошло? Я хотела бы знать подробности.

Сказала и вдруг с ужасом всё вспомнила.

«На меня кто-то напал! Огромный и сильный, потому что я кричала и отбивалась, а он даже не замечал этого... Он нёс меня на руках... Помню руки, огромные ладони, горячие и шершавые, как наждак... Странно, но к ним сейчас нет антипатии... Он швырнул мне в глаза песком и унёс... Кажется...»

Мария подняла на врача вопросительный взгляд.

– Читайте газеты, – сухо сказал Хомячок, почувствовав её невысказанное презрение. – Там есть все подробности.

Он вышел.

Только теперь Мария заметила на столике возле кровати кипу газет. Она привстала, схватила первую попавшуюся, стала листать, не зная, на какой полосе искать сообщение.

«Что это? Моё фото? Что они наплели про меня?»

«...разрушительный смерч, пронёсшийся вчера во второй половине дня вдоль побережья... разрушены несколько домов, павильоны и киоски, сорваны крыши... Потоплены лодки... Раненые...

Но самые неприятные минуты пережила, по-видимому, Мария Д., которую торнадо засосал в свою воронку, поднял в воздух и перенёс с косы на берег. Пострадавшая – и это не игра слов – практически не пострадала».

Мария отложила газету, засмеялась.

Значит, всего-навсего смерч. Не было никакого насильника, нападения... Она в самом деле, как говорил Маленький Рафаэль, перегрелась на пляже. Её подхватил какой-то дурацкий торнадо и крутил в воздухе, будто тряпичную куклу. А она... Бог мой, чего только она не навоображала. Сильные руки, обжигающие ладони, ласки... Какая чушь! И всё-таки... странно...

Мария резко оборвала смех, словно задохнулась. Устало откинулась на подушку.

Она не смогла бы объяснить даже самой себе, что к чему, но что-то в открывшейся реальности и её ощущениях явно не совпадало. От этого щемила душа, глаза наполнялись слезами.

Зачем же тогда пела птица? Чему она радовалась? И с какой стати её, железную лошадку, которая смело и уверенно скачет по жизни, занесло в чувственное болото? Эти переживания и полутона, возвышенные глаголы... Вся эта дребедень, очевидно, от Рафаэля... И всё-таки... Почему ты умолкла, птица?

Мария отвернулась к стене. И снова вокруг неё залегла жуткая тишь, которая бывает только перед приходом грозы или урагана.

В огне рождались понятия и образы.

Волосы... Шелковистая трава... Водоросли, колышущиеся в глубине... Перья облаков...

Изгибы тела... Прекрасные зелёные долины и холмы, переходящие друг в друга, как волна переходит в волну... Озарённые солнцем облака... Пушистое снежное убранство... Плавные очертания берегов...

...Первые весенние проталины... Окошко родника среди замшелых камней... Игра света в друзах горного хрусталя... Неужто всё это чем-то похоже на человеческие глаза?

И если это так, то откуда всё-таки взялся огонь? Его нет в отдельных чертах, но когда они соединяются вместе – происходит взрыв. Значит, огонь в образе? В её образе?

После полудня пришёл Маленький Рафаэль.

Он принёс букет роз, две бутылки виноградного сока и коробку трюфелей. Виновато присел на краешек постели.

– Я не знал, что тебе можно есть, а чего нельзя, – сказал, как бы оправдываясь, и Мария сразу определила: мучается, что оставил её одну на косе. Ничего, пусть помучается.