С царем и без царя

Князь В. Н. Орлов, владелец крупного состояния, принадлежал к высшей аристократии и пользовался в начале своей службы при дворе поддержкою министра двора (бывшего одновременно командующим императорской главной квартирою) и очень милостивым к нему отношением государя, назначившего его в 1903 году своим флигель-адъютантом.

Благодаря тому что расшифровывание телеграмм с театра военных действий в период японской войны было поручено военно-походной канцелярии, князь Орлов ежедневно являлся Его Величеству, что создало ему репутацию человека, пользовавшегося полным доверием царя и как бы его личного секретаря. Князь Орлов часто устраивал в своем богатом особняке на Мойке приемы для дипломатов и лиц высшего общества. Со слов князя Орлова, у них составилось убеждение, что государь не принимает ни одного решения, не посоветовавшись с ним.

Князь Орлов был одним из первых владельцев автомобилей в России и в пятом году предложил Их Величествам совершить несколько поездок на моторе, которым управлял сам; а когда у государя явилось желание иметь свои автомобили, организация этого дела была поручена князю Орлову. Как все при дворе, введение моторов дало основание для создания целого нового ведомства с большими штатами. Считая себя ответственным за езду государя на автомобилях, князь Орлов стал лично управлять мотором при всех поездках Его Величества.

Между тем до государя стали доходить слухи о высмеивании князем Орловым отношений государыни к A. A. Вырубовой. Расположение Его Величества к князю изменилось, и министру двора было поручено передать ему, что государь не желает больше иметь его шофером, предпочитая ездить с Кегресом — главным механиком придворного гаража. Это был первый видимый знак охлаждения государя к князю Орлову. Второй эпизод произошел в Ревеле, после свидания Его Величества с императором Вильгельмом в балтийском порту.

На это свидание по настоянию министра двора князь Орлов был включен в список лиц, сопровождавших Их Величества на яхте «Штандарт».

Из Ревеля «Штандарт» шел с царской семьей в шхеры, и на эту поездку князь Орлов в списке сопровождавших особ не состоял.

Почти перед самым отходом яхты государыня, узнав, что князь Орлов еще не съехал на берег, поручила министру двора напомнить ему, чтобы он покинул «Штандарт».

Когда я вошел в жизнь двора, счастливая звезда князя Орлова, очевидно, уже закатилась и из друга царя, каким он себя выставлял перед высшим обществом, дорожившим блестящими приемами четы Орловых, он обратился в опального придворного, которого только терпели; так же относились и к его главному товарищу по измышлению нелепых, дискредитировавших государыню сплетен — бывшему командиру конвоя князю Ю. И. Трубецкому.

Их сообщницу — фрейлину С. И. Тютчеву, состоявшую при великих княжнах, я уже не застал, так как она была раньше уволена императрицею.

Приведенный в ярость переменой отношения к нему государя и приписывая все это императрице, князь Орлов стал изощряться в насмешках и издевательствах над государыней, совершенно ни перед кем не стесняясь, чем наносил большой вред престижу трона.

Несмотря на все ухудшавшееся к нему отношение со стороны государя, князь Орлов тем не менее продолжал оставаться на занимаемом посту.

20

Распутин. М. В. Родзянко.

Под конец пребывания царя в Ливадии в Ялту приехал на несколько дней Распутин, о чем мои подчиненные мне немедленно донесли и затем ставили меня в известность о том, где он бывал и с кем виделся.

Приезд его дал лицам свиты обильную тему для всевозможных острот. Князь Орлов, в ожидании выхода Их Величеств к завтраку, при посторонних двору лицах со смехом сказал: «Теперь я спокоен. Распутин приехал, — значит, все пойдет хорошо».

С Распутиным я разговаривал всего один раз, имея определенную цель — составить о нем свое личное мнение. Было это вскоре по вступлении моем в должность дворцового коменданта. Он мне показался человеком проницательным, старавшимся изобразить из себя не то, чем был на самом деле, но, несомненно, обладавшим какою-то внутренней силою.

Отталкивающее впечатление произвели на меня его плутовские глаза, все время бегавшие и не смотревшие прямо в лицо. Как мне потом передавали, я ему не понравился, и он про меня сказал: «Вивейка меня не любит». (Его манера коверкать фамилии многим очень нравилась.)

Все, что я видел и слышал касательно Распутина, напомнило мне с детства запечатлевшиеся рассказы про крестьянина Чем-барского уезда в нашем родовом пензенском имении.

Соседки-помещицы, проводившие согласно тогдашней моде зимы в Сорренто или Кастелламаре, возвращаясь к лету в свои имения, постоянно принимали у себя Фирса Михайловича. Это был крестьянин самого настоящего типа серого мужика, но очень умный и обладавший силою подчинять своей воле людей, в особенности дам. Подпадавшие под его влияние помещицы становились врагами всякого, кто не разделял мнений, высказанных Фирсом Михайловичем.