С царем и без царя

Темы для пропаганды давались общественными деятелями, которых инспирировали ораторы Государственной думы и литераторы — сотрудники целого ряда в то время разрешенных еврейских газет и журналов («Евреи и война», «Русский еврей», «Евреи и Россия» и т.д.). Восхваляя культурность и трезвость еврейского народа, эти литераторы сильно нападали на неугодных им государственных деятелей вроде министра внутренних дел Н. А. Маклакова, которого называли проводником идей крайней реакции; о заместителе же его, князе Щербатове, неблагожелательных отзывов не встречалось, вероятно благодаря успешно им проведенному в Совете министров 4 августа 1915 года доклада о том, что «ввиду чрезвычайных обстоятельств военного времени, вызывающих оставление еврейским населением пограничной полосы, и спрашивается разрешение евреям на жительство в городских поселениях вне черты их общей оседлости, за исключением столиц и местностей, находящихся в ведении министра императорского двора и военного». Немедленно введенное в жизнь это правило дало в скором времени евреям возможность беспрепятственно распространяться по всем углам матушки-России.

По стопам представителей народа в Государственной думе шли и гласные городских дум, своими постановлениями вызвавшие со стороны государя императора, в одной из его резолюций, следующее напоминание:

«Благодарю за верноподданнические чувства и выражаю уверенность, что петроградское общественное управление, не отвлекаясь вопросами общегосударственной политики, приложит все силы к служению мне и Родине живою работой на пользу населения столицы в настоящее, тяжелое для нее время».

К сожалению, мало думали общественные деятели о служении царю и Родине: их исключительной заботой было возможно большее распространение произносимых с кафедры Государственной думы речей. Редактор «Русских ведомостей» профессор Московского университета Мануйлов обратился к председателю Государственной думы М. В. Родзянко с жалобой на военную цензуру, которой согласно установленным на время войны цензурным правилам должны были подвергаться как сообщения частных корреспондентов, так и подлинные думские речи. По-видимому, Мануйлову хотелось при содействии Родзянко добиться свободного доступа на фронт и в тыл нашей армии зажигательных речей, произносимых его единомышленниками.

17

Наши профессора. Воспитание русской молодежи в Швейцарии. Немецкий профессор.

Как ни грустно в этом сознаться, но нельзя отнять у многих профессоров права на занятие одного из видных мест в истории разрушения Отечества. Преподнося молодежи готовые европейские идеи — «социализм», «либерализм», они постепенно доходили и до революции, под которой подразумевалось уничтожение всего русского, начиная с семьи. Создавая свою популярность путем подделывания под слушателей, профессора развивали в них дух протеста против всего исходившего от властей; особенную антипатию проявлял педагогический персонал по адресу военных, внушая мысль, что для молодого человека позорно вступать по окончании курса в ряды войск.

Вред такой работы заключался в том, что кончившие высшие учебные заведения студенты составляли кадры учителей средних учебных заведений, а из последних выходили оппозиционно настроенные народные учителя, которые, будучи менее развитыми, принимали на веру многое из того, в чем не отдавали себе отчета, и с таким багажом шли просвещать крестьянскую среду, давая ей, при полном отсутствии воспитания, очень мало образования; эти наставники совершенно не думали о том, чем заменить ими же подрываемые у крестьян нравственные и религиозные основы. Продуктом такой неправильной постановки образования явилась так называемая русская интеллигенция, которую К. П. Победоносцев в разговоре с министром внутренних дел Плеве определил следующими словами: «Интеллигенция — часть русского общества, восторженно воспринимающая всякую идею, всякий факт, даже слух, направленный к дискредитированию государственной власти; ко всему же остальному в жизни страны она равнодушна».

Смотря на вопросы воспитания и дисциплины как на лишний балласт, люди науки в то же время поощряли стремление зеленой молодежи принимать участие в политической жизни государства, причем принадлежность учащихся к левым политическим партиям составляла в глазах либеральных наставников профессоров не минус, а большой плюс.