С. У. Д. Три неоконченные повести

Другой мой двоюродный дед, Пётр Макарыч, считался у нас в семье самым умным. Когда случалось какое-нибудь жизненное затруднение, где ум нужен – например, надо бумагу какую-то важную написать или подсказать, кому лучше дать взятку, то все обращались к нему. И он говорил: не знаю. И тогда все осознавали серьёзность проблемы, раз уж даже Пётр Макарыч и тот не знает. Осознав же, действовали по старинке – наобум. Так надёжнее.

Пётр Макарыч учился в институте. Но не заочно и тяп-ляп, как тот же Василий Макарыч, когда работал в профкоме, а по-настоящему – пять лет в самом лучшем в нашей провинции вузе. У нас их всего три: политех – где я учился, педагогический – это для девок и будущих курьеров, и ОПГУ – туда и сейчас тяжело влезть, в советское же время подавно. А Пётр Макарыч сам поступил, о чём даже прабабка отзывалась со сдержанной похвалой: мол, не дурак, дураков туда не берут, тем более угрюмских.

Он учился хорошо и заработал себе красный диплом и очки. Потом поехал в Москву, устроился в какую-то контору и ему дали стол и портфель. За этим столом он и проработал сорок с лишним лет.

Женился на такой же конторщице, приехавшей работать в столицу из Рязани. Породил трёх детей – все тётки, зовут их Верка, Надька и Любка. Верка и Надька – двойняшки, родились зараз, но не похожие. А Любка после них отдельным вопросом. Верка – злая, и муж у неё сволочь, это они Петра Макарыча из квартиры выперли, когда он им её подписал. Надька – добрая, но несчастливая, три раза выходила замуж и всё неудачно. Любка же вышла замуж удачно – муж у неё знаменитость, имя, правда, не помню: сериальный актёр, играет во всяких «мыльных операх», которые показывают по России-1. Мать у меня сериалы по России-1 любит и много раз его видела.

Но это всё такая родня, что и упоминать неловко: всё равно что на том свете, как упокойники. Никого из них не видел и не знаю, кроме Зинаиды Ивановны, супруги Петра Макарыча. Она приезжала с Петром Макарычем на похороны моего деда. Пышная женщина в очках с толстыми линзами. От неё умопомрачительно пахло парфюмерией. Она шла, и за ней жирным шлейфом простирался её запах. Если же она выходила из комнаты, то он держался там дня два, пока кто-нибудь, открыв окно, не проветривал.

Зинаида Ивановна умерла от рака пять лет назад. Пётр Макарыч не мог это никак пережить и впал в смертельную тоску. И в тоске переписал на Верку с её мужем свою квартиру с тем только резоном, что они будут о нём заботиться. Но они сдали его в приют для пожилых, откуда он тотчас убежал в Угрюмск. В Угрюмске же скитался по съёмным квартирам – слава богу, что московская пенсия исправно приходила ему на карточку.

В то время Пётр Макарыч непрестанно ходил по родне. Придёт, ему нальют чай, и он сидит с глубокомысленным видом, пока чай в его бокале не станет холодным, словно осенняя ночь. От этого всем становилось неудобно и ему, как умному человеку, начинали задавать умные вопросы.

Например, вот скажи, Пётр Макарыч, а отчего в мире такая большая несправедливость – у одних всё, а у других ничего? А он отвечал: ничего не поделаешь. Или: почему, Пётр Макарыч, тяжко жить на свете? А он: так всё устроено. Или же: за кого голосовать, Пётр Макарыч? А он: за кого скажут.

Однажды он приходил и к моим – отцу с матерью. И я как раз таки тоже был у них. Пётр Макарыч сел, ему налили чай, и он глубокомысленно и уныло молчал, как на поминах. Посидел так три часа и ушёл.

После же похорон Василия Макарыча он уехал опять в Москву. Там его опять запихнули в тот приют для пожилых, и где-то через год он в нём и преставился. Кремировали в Москве в 2017-м году.

Прошло два года и теперь уж его никто не вспоминает. Если же кто и вспомнит случайно, то говорит: да, Пётр Макарыч умный был мужик. А я вот так его и не понял: умный он был человек или беспросветный дурак.

Сноха

Если про сродников по Петру Макарычу, как я уже обмолвился, мне сказать больше нечего, то вот по Василию Макарычу – есть чего сказать. Эти родственники – его жена, сын и сын сына.

Жена его – Аделаида Прокоповна – бог знает, кем мне правильно по родне приходится, но так все в нашей семье официально называют её снохой. Снохой она была для моей прабабки, и та её так называла на людях. Поэтому и для всех остальных под словом «сноха» подразумевалась именно она.

Однако же в домашнем кругу, между собой, её звали иначе, и тому виной тоже была прабабка. Василий Макарыч обращался к жене ласкательно – Адя, а прабабка язвительно прибавила к этому букву «г». Так и получилось – Гадя, или для младшего поколения – тётя Гадя.

Тётя Гадя не из наших мест. Она из Украины, говорят, откуда-то из-под Харькова. Неизвестно каким псом её занесло в Угрюмск, но тут она так крепко вросла корнями, что хрен кому оторвать.