Фрэнк тоже подтянулся и с торжественным видом начал:
-Я, Фрэнк Айеро, и моя жизнь полное дерьмо, но дело нихрена не в моих вечно орущих родителях, новом городе или школе, дело в том, что я сам – дерьмо, которое боится всего на свете. Мои родители указывают, кем мне быть, мое будущее – это куча людей с больными зубами, крутые парни из школы избивают меня, а еще я оказался педиком, и меня все это до усрачки пугает, и я прогибаюсь под всех и каждого, отталкиваю тех, кто пытается помочь, и бегаю от самого себя! Всем привет, меня зовут Фрэнк-боюсь-того-кем-я-являюсь-на-самом-деле-Айеро!
-Ты педик?
-Я педик.
-Ты педик?
-Я педик.
-Ты педик?!
-Я педик!
Алекса громко засмеялась, так громко, что где-то залаяла собака, а Фрэнк тоже засмеялся вместе с ней, потому что они были в полном дерьме, и им больше ничего не оставалось, кроме как смеяться во всю глотку над тем, как они облажались. Они ржали на всю улицу, не заботясь о том, что было уже давно за полночь, и люди вполне имели право вызвать копов.
-Серьезно, педик? О боже, ты педик! – Алекса засмеялась еще громче, падая спиной на асфальт и запрокидывая голову.
-Серьезно, ты хочешь поступить в университет, но так боишься провалиться, что даже не пытаешься попробовать? – сквозь смех проговорил Фрэнк, падая рядом с ней и хватаясь за живот.
Они смеялись минут десять, лежа на холодном асфальте под темным небом. Им было всего по семнадцать, когда же они успели так устать от жизни? Им было всего по семнадцать, а они уже были морально выебанные, эмоционально униженные, душевно истерзанные.
-И когда ты понял, что ты педик? – пытаясь отдышаться, спросила Алекса.
-Когда поцеловал Пьеро, – ответил ей Фрэнк.
-О боже, – она снова засмеялась, прикрывая рот рукой. – Ты облажался!
-Я знаю, серьезно, я, блять, знаю, я очень облажался, – сказал Фрэнк, тоже смеясь.
Тихий смех и звук ветра отражались эхом от молчаливых домов, два больных подростка лежали на асфальте под темным небом. Алекса приподнялась на локтях и, увидев, что Триша недалеко от нее копается в чужой клумбе, легла обратно.
-Алекса, ты не слабая, – вдруг сказал Фрэнк. – Ты не можешь так думать.
Легкий ночной ветер трепал волосы и молнию на ветровках. Алекса ответила не сразу, Фрэнк слышал, как тяжело она дышит.
-Я слабая, Фрэнк. Подлая, трусливая, нечестная. Я гнилая, – наконец сказала она.
-Неправда.
-Правда.
-Послушай…
-Нет, это ты послушай, – резко прервала она его. – Он забирал меня к себе в дом из-под проливного дождя, кормил меня и мою сестру, когда наши животы прилипали к спинам, потому что родители спускали все последние деньги на бухло, он отдавал нам свою кровать, а сам шел спать на диван, а потом я тыкала в него пальцем и смеялась над ним, потому что просто боялась общественного мнения и прочего дерьма. Я не сильная, я никакая. Но знаешь, что в этом всем самое ужасное?
-Что? – тихо спросил Фрэнк.
-Если я сейчас пойду и попрошу его о помощи, он снова впустит нас, отдаст свою кровать и даже не упрекнет меня.
Алекса всхлипнула.
-Блять, как он вообще это делает! – громко выругалась она, судорожно вздыхая, и Фрэнк понял, что она плачет. – Я ничем не лучше остальных.
-Если ты покажешь мне пальцем хоть в одного ублюдка, который раскаивается за все сделанное так же, как и ты, только тогда я поверю, что ты ничем не лучше остальных.
-Говоришь, как педик, – Алекса улыбнулась сквозь слезы.
-Я и есть педик, – усмехнувшись, ответил Фрэнк. – Ты одна воспитываешь сестру и защищаешь ее от предков-алкоголиков, ты сильная, Адамс, иди нахрен, если так не считаешь.
-Ты говоришь ерунду.
-Нет, ерунду я говорил всю свою жалкую жизнь, а сейчас я как никогда серьезен!
Они снова тихо засмеялись в прохладный воздух над собой.
-Почему твоя жизнь жалкая? – спросила Алекса, постукивая пальцами по асфальту.
-Потому что я всегда делаю то, что мне говорят, – ответил Фрэнк. – И я не знаю, что мне делать.
-Как насчет делать так, как хочется тебе самому? – саркастически отозвалась она.
-Охренительная, блять, идея, как вы до этого додумались, Холмс? – огрызнулся в ответ Фрэнк, и Алекса снова рассмеялась. – Это не так легко. Когда за меня все решали, я всегда знал, что в случае неудачи смогу скинуть всю вину на кого-то другого, а при возникновении каких-либо трудностей за меня снова все решат, а если я возьму все в свои руки, я же буду единственным, кому придется отвечать за все последствия, только я один буду виноват в провале! Представляешь, да?
-Ты просто боишься, – тихо сказала Алекса. – Это нормально.
-Это отстойно.
-Почему ты сразу нацелен на проигрыш? Нельзя думать только о неудаче.
-Сказал мне человек, который даже не пытается поступить в институт, потому что боится провалиться.
-Блять, – тихо выругалась Алекса. – Окей, мы трусы, которые боятся хотя бы попробовать.
-Отлично, – заметил Фрэнк.
-Алекса, когда мы пойдем домой?
Фрэнк и Алекса одновременно подняли головы и увидели, что перед ними стоит Триша, перемазанная землей, травой и одуванчиками.
-Я устала и хочу кушать, – сказал она, ткнув себя в живот.