С волками жить

Аманде было интересно, чем народ в этих краях развлекался в те дни, когда тупые западные люди не начали являться сюда добровольцами на замену клоунам, дуракам и шутам. Она оперлась спиной на скошенный ствол мертвого дерева, устремив скептический взор на непреклонное солнце и эту очевидно непроходимую громадность перед ними, так обстреливаемую жестким светом, — и не могла не задуматься, не пытается ли этот ястреб сообщить им что-нибудь еще. Ее внимание привлекло движение поближе, и она заметила, что почва у ее ног — или хотя бы травы, листва и сколы древесной коры, что ее устилают, — выглядит живой и направляется к ней.

— Дрейк, — тихонько позвала она, не желая ударяться в панику, вызывать недолжную тревогу. Начала отступать за древесный ствол. — Дреееейк!

Он посмотрел, куда она показывала.

— Это еще что за черт? — Она нагнулся, пытаясь расшифровать смысл такого странного нового явления.

— Пиявки, — объявил Хенри, ухмыляясь так, словно они только что обнаружили золото. — Очень хорошие друзья. Вы им нравитесь.

— Ну да, то же самое говорят и в «Глобальных артистах».

Хенри присел на корточки и начал колотить подрост плоскостью своего паранга.

— Они уже на вас, — невозмутимо произнес он.

— Где? — с некоторой тревогой спросила Аманда, неуверенно дергая себя за одежду. И тут увидела, как по ноге Джалона льется кровь. Быстрый обыск собственной персоны выявил несколько жирных бурых тварей, слюнявыми украшениями свисавших с ее до ужаса белых икр и бедер, а также уютную толстую парочку, угнездившуюся у нее на животе. Дрейк, привлекший к себе еще больше этих маленьких долбососов — одному отважному парнишке удалось даже протиснуться в люверс для шнурка на ботинке, чтобы отведать горячей еды в ямочке у Дрейка на лодыжке, — фотографировал эту их первую близкую встречу с дикой живностью Борнео. Ни он, ни Аманда ничего не почувствовали. Хенри научил их счищать паразитов с кожи тупыми краями ножей. Очевидно, никому не будет разрешено вступить на эту запретную территорию, не пролив немного крови, — невольное подношение самому́ великому лесу — и без занятия поначалу отвратительного, затем просто докучливого, которое быстро стало регулярной привычкой дня, бездумной, как чистка зубов.

После того как всех оттерли табачным соком (походный совет Хенри, сок же предоставил энергично жующий Джалон), застегнули все пуговицы, надели все блузы и, в общем и целом, освежили, они спустились с гребня по узкой извилистой тропе в притопленный сине-зеленый мир нескончаемых джунглевых сумерек. Воздух был удушлив до того, что в нем можно было плавать. И часа не прошло, как ошеломляющее разнообразие тропической жизни, сплетенная ткань органического искусства свелась к отупляющему повторению собственных хлюпающих шагов, сложная оркестровка животного и насекомого звука сгустилась до пыхтенья вдохов и выдохов в собственных булькающих морем ушах. Они спотыкались; они падали; они поднимались и с трудом пробирались дальше, не жалуясь — на разговоры тратилось слишком много драгоценной энергии. Тела их начали набирать внушительный ассортимент порезов, укусов, ожогов и ссадин. Их лица, словно бы укрытые защитным слоем масла, всегда лоснились от пота, волосы Аманды — промокшие локоны до подбородка. Они перешли на другую сторону по хлипкому мостику из лиан и бамбука, быстрый приток пенился желтым и бурым под их гусиным шагом. Вброд преодолевали они взбухшие потоки теплой воды чайного оттенка и сползали по трелевочным волокам, скользким от мха. Они барахтались в грязи, густой, как шоколадная глазурь, смердящей, словно выгребная яма, а затем прорывались сквозь стену леса на необычайную поляну, всю живую от света, простые пряди травы топорщились, как тканые редкости, подожженные изнутри, а дальше — брошенная деревенька, хижины и сараи давно завалились, лишь серые полинявшие крыши остались сидеть прямо на заросшей земле, ростки свежей зелени пробиваются тут и там, словно полоски на скучном костюме. Посреди леса они набрели на цветок — массивное алое извержение почти метр в диаметре, как будто лесную подстилку вспороли и намеренно отогнули, обнажив грубую уродливую рану, усеянную сыпью белых шрамов и воняющую протухшим мясом. Жужжащие мухи чудовищных габаритов липли к этой плоти с жадностью наркомана.

Часа в два дня Хенри сказал, что нужно остановиться и разбить лагерь. Надвигается скверная буря.

Аманда взглянула в безнадежную путаницу ветвей и листвы.

— Откуда он знает, что буря идет? Я даже неба не вижу.

— Это потому, что ты — невежественная белая дама, — объяснил Дрейк с нелепым выговором, — ему звуки говорят, звуки его родной земли, песня мохнатых и пернатых существ, вой великих мартышек.

— Я б тебя стукнула, если б так не устала.

Через час тусклый свет потускнел еще больше, высокие древки деревьев взялись раскачиваться, словно мачты при крепком ветре, лиственные кроны их, качаясь, сбивались вместе в окаймленной гармонии, в стонах ветвей, когда в собиравшейся тьме дерево терлось о дерево. Хенри и Джалон нервно хихикали между собой.