С волками жить

Однажды поутру они свернули за изгиб нескончаемой тропы, и их встретил видавший виды столб, изрезанный в фигуры отвратительных очертаний, рабов мертвых; их длинные высунутые языки и еще более долгие эрекции увешаны были пучками увядших растений и банановой кожурой, давленой яичной скорлупой, свиными и куриными костями, а также горстями иного неопределимого заплесневелого мусора — хампатон, размещаемый на подходе к любой деревне, дабы отпугивать злых духов. Дальше по тропе собралось несколько неулыбчивых детишек — они тревожно поглядывали на высоких незнакомцев, похожих на птиц.

— Лон-Бувон, — объявил Хенри.

По тропе они вышли на яркую солнечную поляну, где их ожидало безмолвное сборище народа пекитов, их лица красного дерева застыли жесткими одинаковыми ухмылками такой преувеличенной причудливости, что не подпадали ни под какие параметры общественной расшифровки. В окружавшей тени на сваях по крайней мере пятнадцати футов высотой стояла пара действующих длинных домов, каждая конструкция украшена текучей пряжей сомкнутых спиралей и завитков, природных очерков, живой геометрией деревьев, листы и лоз, из которой тут и там проглядывало исключительно человеческое лицо утешительно бодрого вида. В темной трясине под домами рылись и дремали свиньи. Свободно бродили куры. Пара лысых собак, склеившихся посреди совокупления, повизгивая, с трудом скрылась в подлеске. Сквозь толпу начал пробираться молодой человек в бейсболке «Рейдеров»[116] и черной футболке, являющей череп без челюсти над пылающим логотипом «Жгучей болячки».

— Я полагаю, — тихонько поверила мужу Аманда, — что мы вступили в зачарованный мир за пределами иронии.

— Ну да, — согласился Дрейк, — но что ее заменит?

Молодой человек уверенно выступил вперед, очень энергично пожал всем руки и вновь отступил, все это время ухмыляясь с пылом безумца. Последовала неловкая пауза, которую молодой человек наконец прервал на превосходном английском:

— Мой отец идет. — После чего отступил еще раз.

— Ну, — объявила Аманда, — они явно народ симпатичный.

— По-моему, мы им нравимся, — произнес Дрейк.

Детвора наблюдала из-за родительских ног. Большинство селян одеты были в западное повседневное, мешковатые шорты и обвислые футболки, хотя несколько женщин завернулись в красивые саронги с изысканными и абстрактными узорами. Пауза все не кончалась. Затем Аманда окликнула Джалона, чтоб тот принес ей зеленый рюкзак. Она расстегнула боковой карман и достала оттуда кипу белых футболок, рекламирующих ее недавний фильм «Город мертвых киберпсихопатов, часть II». Вопящая женщина со сверлом, выбивающимся из ее груди:

— Это я, — сказала она. Через несколько минут все насельники длинного дома от беззубых бабусь до карапузов, шатко стоящих на ногах, оказались уже в этих вопиющих футболках, подходили те им или нет, — у некоторых они болтались сильно нище колен.

Затем, словно бы в ответ на некую тонкую подсказку, возбужденная толпа начала расступаться, давая дорогу ссохшемуся человечку с морщинистыми и татуированными членами и с морщинистым и татуированным лицом, по традиции проколотыми и растянутыми мочками, одно ухо разорвано — сбоку его маленькой головы зачерствелыми тянучками болтались розовые волокна. На нем была тускло-оливковая рубашка военного образца и элегантная шляпа из леопардовой шкуры, украшенная ракушками, золотыми монетами, черными и белыми перьями птицы-носорога. Кроме того, он носил широчайшие, толстейшие очки в черной оправе, какие Дрейк только видел.

— Глянь, — выпалил он, — это же Шустряк Лазар[117].

То был Тама Усон, вождь пекитов. Вблизи и увеличенные огромными линзами, глазные яблоки его не проявляли ни крапины белого, а сидели в глазницах своих, словно пара прозрачных яиц, наполненных некой таинственной жидкостью густого темного оттенка табачного сока. Сын переводил, а он приветствовал гостей у себя в деревне, извиняясь за непростительную нехватку положенных церемоний, но обещая исправиться еще до окончания вечера. Он отвел их прочь от толпы, мимо другого деревянного столба, выбеленного стихиями и изрезанного человеческими руками — вогнан тот был в самой середине поляны, ось, к которой некогда привязывали военнопленных и приносили в жертву в ритуале систематического кровопускания, длившемся много часов, поскольку без крови, зримого потока питательных веществ, все вещи этого мира исчезнут из времени.