С волками жить

— Даже если ты мне скажешь, — ответил Уилл, — я, вероятно, все равно не пойму.

— Ивэн Фонтанелл.

Он смотрел непонимающе.

— Ну, режиссер, — нетерпеливо пояснила она. — «Геенна на федералке», «Синие вены», «Швайцер!».

— Никогда не смотрел.

— Его мать — актриса Гана Дэндер, она застрелила своего мужа из охотничьего ружья прямо посреди гостиной на глазах у сына. Ему тогда исполнилось шесть.

— Это его отец был?

— Нет, конечно, его отец — Ларс Торвальд, глава «Флэгстоун филмз».

— Полагаю, хорошая елка ему досталась.

— Наша лучшая.

— Это славно. В такое время года всем нравятся хорошие елки.

Они опустились на колени, рисовали палочками в песке (он — кубистскую собачку с крестиками вместо глаз, она — тонко прорисованную розу крупнее настоящих), когда она, как бы между прочим, объявила, даже не бросив взгляда в его сторону:

— Ощущаю, что в последнее время Сай тут довольно часто появляется.

Уилл не перестал рисовать. У собачки появился свинский штопор хвостика.

— Охотников за привидениями[131] вызвала?

— Это он тоже услышал.

— Ну так и что он с этим поделает — соберется с парочкой своих приятелей-призраков и станет выть у меня за окном?

— Можешь быть уверен — где бы Сай сейчас ни был, он обзавелся нужными связями. Сай терпеть не мог ничего гражданского. Поэтому валяй, погладь его против шерстки — и обернешься жабой или тараканом.

— А откуда ты знаешь, что это не будет лучше, чем… чем вот это? — Он неопределенно обвел палочкой окружающий пейзаж.

Она встала и затерла ногой свой рисунок. Потом обернулась и позвала Тодда. А когда вновь посмотрела на Уилла, тот стоял почти в трех шагах от нее с очень странным лицом — такое точное равновесие между весельем и злостью, что выражение невозможно истолковать. Когда высадятся инопланетяне, носить они будут такие вот лица, и земляне их значение распознать не сумеют.

— Прекрати, — сказала она. — Ты меня пугаешь. — Мужчины, как она уже поняла, хотят быть иерархами своей жизни. Но не иерархи они. И все равно никто из тех, с кем она встречалась, не желал всерьез относиться к понятию о призраках, к тому факту, что они реальны, что они преследуют, нависают, что прозрачное пространство кишит ими, их присутствие так близко знакомо потому, что многие из них были нами, это тени наших прошлых жизней. — Иногда мне кажется, что ты состоишь из более вульгарной материи, чем все те, с кем я была когда-либо знакома.

— За пределами Калифорнии, — ответил он, — я нормален.

Что могла она сделать? Складка его улыбки была подарком Вселенной. Вместе они не спеша дошли до дома, и пока солнце тяжеловесно, величественно опускалось, расположились в теплых дюнах посмотреть — счастливое семейство наслаждается тихим завершением праздного дня, искрящимся воздухом, медленным пламенем неба, настойчивостью волн, что шлепали в рваном ритме о берег.

А позже, после ужина, когда пришла пора спать, они расстались и удалились в отдельные комнаты, скрытные люди, уважающие уединение друг дружки.

Уилл лежал, распростершись на неопрятном своем матрасе, глядя в телевизор с видом того, кто сделал ставку, какую не может себе позволить, на число, которое, он уверен, не выиграет, пульт плыл на его вдохах и выдохах, верхом на голой груди. Уилл редко смотрел что-то дольше нескольких минут, а затем перепрыгивал на другой канал. По кругу, по карнавальному наборному диску, снова и снова. В чем смысл задерживаться? Вечно одно и то же: тела, пушки, тачки и еда. По всему диску круглые сутки. Смутный неутолимый зуд, никогда не утихавший у него под кожей, казалось, давал понять, будто он может найти то, чего ищет, где-то на этом волшебном экране. Но, что неудивительно, чем больше смотрел он, тем беспокойнее становилось ему. Он был уже не в силах остановиться. Тот же тщетный распорядок день за днем, из ночи в ночь. Тыц, тыц, тыц. Ему хотелось увидеть что-нибудь такое, чего он не видел раньше.

Где-то перед зарей, должно быть, он заснул, да только не наверняка.

В пустой кухне пустого дома сидел он за столом, завтракал — черпал ложкой из миски витаминизированную овсянку — и пялился в портативный цветной телевизор на стойке. Шел мультик про Чирикалку и Силвестра[132].

— Он же меня не очень хорошо знает, правда? — произнесла умная птичка.

Ничего, ничего, ничего, ничего, ничего. Он выпил пиво, за ним еще одно. Океан накатывал и разбивался.

В гараже он убрал доску с прибитыми к ней старыми номерными знаками — Иллинойс, Колорадо, Невада — из ниши в стене достал обшарпанный кожаный портфель, отнес его к «бестрепетному» — свободной машине, на которой Тиа разрешала ему ездить, — и кинул на сиденье рядом. Пора приниматься за работу. Из дома и на дорогу, одиночка в своей клетке, он влился в поток других одиночек, запертых и пристегнутых в своих клетках, их сотни, тысячи, все непреклонно текут дальше в убедительном маскараде цели и устремления. Скольким из них, как ему, понятна истинная функция автомобиля как тайного устройства обретения самого себя?