Однажды сияющим утром Большого Яблока спускающийся лифт Всемирного торгового центра-2 открывает двери на семьдесят шестом этаже[54]
, и в нем обнаруживается — обожемой! — мужчина, скорчившийся в углу, без сознания и совершенно голый. Умело приведя его в чувство, доктор Констанс Питерсен, красивая психиатресса, которой случилось практиковать в этом здании, прикрывает мужчину своим пиджаком от костюма и ведет сквозь толпу любопытных в укромность собственного кабинета. У этого таинственного Джона Доу нет не только удостоверения личности, но и памяти, поверхность его мозга, очевидно, раздета донага так же, как и его тело. Добрый врач заинтригована. Она решает взять его к себе домой в городской особняк на Восточной стороне, где у нее второй приемный кабинет и множество свободных комнат, поскольку он, судя по виду, примерно тех же размеров, что и ее бывший супруг (чуланы и выдвижные ящики ломятся от брошенных, но стильных мужских нарядов), потому что он молод, пригож и хорошо сложен, и потому что это кино. Последовательность быстрых сцен. Серьезное обсуждение множества его проблем. Менее серьезное — ее. Вылазка в ресторан. Она ему показывает, как есть омара. Он ей показывает, как делать стойки на руках на запаркованных машинах. Ведет себя он, как человек едва ли старше двенадцати лет. Они наперегонки бегут к такси на углу. Лижут шербет друг у дружки. Ее спальня: монтаж кожи и членов. Она никогда не испытывала такого чистого чувственного наслаждения. Она осознает, что ее понимание слова «любовь» прежде было совершенно неверным. Пациенты ловят ее на улыбках в неподобающие моменты. Дни телесного веселья, но для мистера Джона Доу — никаких перемен в головном отсеке. Он славный парень, всего на одно деление не дотягивающий до исчерпывающей мужественности.Однажды, когда Констанс на работе у себя в башне замка распутывает сокровенности мира, «Джон» решает выбраться и поизучать город. Последовательность кадров с наивной реакцией на дисгармонию улицы. В подземке его берут на гоп-стоп и, ввиду его незнания процедуры того, как полагается себя вести жертвам, ранят ножом в руку, а из возникшей раны изливается кровь подозрительно не-красного цвета. Инстинктивно ощущая, что таким зрелищем делиться ни с кем не стоит, «Джон», зажимая себе руку, спешит домой рассмотреть травму в одиночестве. Он уже замечал в одной более ранней сцене, что, когда доктор Питерсен случайно порезалась кухонным ножиком, кровоточила она красным. Почему же он другой? В ванной он изучает собственную внутреннюю жидкость, с любопытством растирает ее между пальцев, робко пробует языком на вкус. Воздействие незамедлительно и потрясающе; монтажный переход: ярость и вой пейзажа с потоками небес и взрывающимися скалами, где под приливами вздымающейся магмы, фонтанирующими фумаролами, в молчании таятся глубокие черные покои, полные черных машин, поблескивающих и зловещих.
Констанс возвращается и находит «Джона» — оцепенелого на кафеле ванной. Смятенный, перепуганный, рассказывает он все — от крови до видений. Доктор Питерсен заинтригована. (1) Исцеляющийся мозг ее уникального пациента выдал первые образы из жизни до лифта. (2) Представление о том, что занимаешься любовью, что в тебя проникает существо ни человеческое, ни, очевидно, вообще из этого мира, непростительное нарушение норм культуры, нравственности, профессиональных и личных наполняет ее двусмысленностью чувства, невыносимой ни в каком смысле, кроме эротического.
— Лорина это читала? — спросил сержант Смити.
— Она считает, что это про нас, — ответил Эмори.
«Джон» начинает проводить тайные сеансы в ванной — вновь и вновь растравляет свою рану, пробует кровь на вкус: всевозрастающее пристрастие к образам, которые он пока еще не вполне может понять, к сменам кислотного цвета и форм, осколкам повествования, что, кажется, предлагают намек на тайну его самого. Из кусков складываются со временем такие вот тревожные факты: в другом мире в другой вселенной существует цивилизация машин — или некое к оной приближение, все понятия тут в высшей степени относительны, конечно, поскольку при таком причудливом переносе из одной вселенной в другую понимание и субстанция также подвергаются мучительному преображению в физические и духовные понятия принимающей действительности,