С волками жить

— Нет, — ответил Ласло, — вот это он, — и чашкой ладони обхватил затылок Айрил и грубо втащил ее в длительный поцелуй, Айрил застонала чуть беспомощнее, чем требовалось, напряженные глаза шофера — словно отдельные зверьки в клетке зеркальца заднего вида, множественные руки под шерстью инстинктивно побрели к югу, домой к гнездышку. Затем медленно эта громадная возящаяся штука под одеялом, словно псевдоподии, сползла прочь с глаз, усилия ее поменяли позу и привкус, неодетая конечность нагло разметалась по сиденью, трясясь всего лишь в считаных дюймах от шоферского отвлеченного внимания, на мягком бедре красовалось необычайное число бурых и желтых синяков, ядовитых поцелуев от уст дьявола, как вдруг заряженный воздух расцвел для всех, волоски у шофера на загривке вытянулись во фрунт, шея и щеки густо вспыхнули, краткое созвучие чувства значительно ниже уровня логики. Машина внутри смердела немытыми телами и сырыми ароматами секса.

Первой в потном дружелюбии поднялась обалдевшая голова Айрил.

— Это было свирепо, — объявила она.

— Бабах! — воскликнул Ласло, вяло покачивая на воображаемой пружине свою долгую глупую черепушку. Он откинулся на спинку, глядя, как сдувается, человечек печально убирался обратно в свою коробочку. Дотянулся, потер руки между влажных ног Айрил, намазал тем одеколоном, что там нашел, себе на щетинистые щеки, затем, ей на потеху, сделал вид, будто вытирает пальцы о курчавые волосы шофера. — Покажи ему сиськи.

— Эй, да я ж этого парня даже не знаю.

— Засвети, он хочет посмотреть.

Айрил на миг задумалась, затем проерзала по сиденью вперед, стиснув в кулаке черную футболку, которую быстро дернула вверх и вниз.

— Не уверен, что он успел разглядеть. Еще разок давай.

— Номер не повторяется.

— Нормально, — произнес шофер. — Я уже видал голые груди.

— У нее — не видели. Она красавица. Ее нужно ценить. Что это с вами такое? — Взгляды их встретились в уединенности зеркального пространства, злые голубые Ласло сверкали смыслом прямым и безошибочным: я — мужчина моложе, крепче, храбрее тебя, вот в эту минуту, прямо у тебя под дрожкими волосками в старом носу поимел женщину моложе, сексуальней, желанней, чем ты когда-нибудь даже понадеешься завоевать, а значит, ты должен признать верховенство моей силы, могущество моего хера, так говорили каменные глаза с росчисти в лесу.

— Хватит, — сказала Айрил. — Хотите потрахаться, ребятки, так это без меня.

— По-моему, мне его рожа не нравится, — сказал Ласло.

— Вон легавые поехали, — объявил шофер, когда мимо них с воем пронеслась вдаль патрульная машина.

— Ебаться закон не запрещает, — произнесла Айрил, оскорбившись.

— Пока что, — ответил Ласло, чуть ли не любовно зависши в отражающем стекле, последний взгляд вылеплен обещанием, все пральна, дружок, я с тобой еще не развязался, даже и близко не покончил, прежде чем с удобством откинуться на расколотую паутину сиденья, где он и сделал вид, будто спит, в уединенной тиши слушая океанский голос ветра и колес, что провозглашали неизменную глупость цивилизации и ее содержимого, а немного погодя — таково было его уменье подражать — соскользнул, без различимого перехода, в действительность и уснул.

Айрил поговорила с шофером, выслушала его суровую песнь о Дебби, жене, и детишках Джен и Пити, убитых в собственных кроватках взломщиком неведомым и до сих пор, восемь лет спустя, еще на свободе. Боль — что колесо, на котором поломали его жизнь, бесполезные куски опускаются в оцепенении ко дну бутылки, просыпается один на серых улицах под знаменатель выживания и порой прискорбно уродские требования жизни, какую невозможно было вообразить до убийств. А подумать только, некогда он был президентом собственной компании — корпорации «Системы психоплекс», образовательной проверочной службы, заработавшей вчистую пять лимонов в тот последний раз, когда он был способен проверить.

Мужик, очевидно, был чудик, сомнительное присутствие проявлялось и растворялось в нем, словно передача на самых границах зоны приема телевещания. Но в мире отколовшихся несомненностей такая прозрачная уклончивость привлекала, эротично притягивала, дразнящая головоломка разоблачалась. Она не верила ни единому его слову.