Пока она говорила, хирург, согласно кивая, успел сделать пункт первый, второй и, наложив зажим, сделал знак интерну:
— Пересекайте артерию.
Спустя пару секунд он снова окликнул, а потом удивленно нахмурился и поднял глаза:
— Малика?
Сначала повисла тишина. Девушка стояла в шаге от стола, глядя в раскрытую полость, и не шевелилась, подняв руки на уровень груди. А потом тихо и как-то растерянно проговорила:
— Я не могу.
Хирург недоуменно посмотрел на интерна:
— В каком смысле?
Но девушка только продолжала смотреть на операционное поле:
— Я не могу, — она резко и часто замотала головой.
— Тогда выйдите, — резкий голос Бикметова выдернул ее из молчаливого созерцания. Она еще что-то пробормотала и стремительно вышла из операционной. Прежде чем вернуться к операции, хирург мрачно проводил ее взглядом.
— Малика? — Ринат Витальевич вышел было на лестницу, но чуть не споткнулся о сидящую на ступеньках девушку. — Вы что тут делаете?
— Ничего. Простите, — она тяжело, но спокойно, вздохнула. — Я сейчас схожу к пациентке, извините.
Она не плакала, просто смотрела на уходящий вниз лестничный пролет, прямо в стерильной пижаме сидя на грязных ступеньках.
Да не надо, сам зайду, — Ринат задумался на мгновение, потом поправил полы халата и присел на лестницу. Скупой на эмоции, он не выказал ни порицания, ни сочувствия, просто немного помолчал рядом. — Вы слишком переживаете. Отпустите это чувство.
Удивительно, но Малика не стала извиняться или оправдываться, не вскочила, не побежала к пациентке, продолжая молча сидеть, глядя то ли в стену, то ли в себя.
— Я когда учился, — мужчина на секунду замолчал, обдумывая то, что собирается рассказать, — Лев Кондратьевич, мой покойный наставник, в первый раз взял меня на операцию. Ну, сами понимаете, до того — трупы, кровь, швы накладывал, пальцы ампутировал, и никаких проблем не было. Поначалу был совершенно спокоен. А потом, как хирург начал сосуды коагулятором прижигать, и запах этот пошел, я раз вдохнул, и все. Следующее, что помню: лежу на полу, сестра смеется, Лев Кондратьевич ругается, — хирург на мгновение посмотрел на Сабирову: — По-всякому бывает. Но ничего, привык. Сейчас так привык, даже не чувствую запаха. Вот знаю, что он есть, а почувствовать не могу. Не переживайте.
— Это не то.
Бикметов удивленно посмотрел на девушку. Она вообще впервые возразила, ей всегда не хватало уверенности и силы воли.
Малика еще немного подумала, а потом вдруг горячо заговорила:
— Как вы это делаете? — она резко повернулась и пытливо посмотрела куратору в глаза: — Неужели не боитесь ошибиться? — она снова отвернулась и вдруг принялась отчаянно жестикулировать. — Я на них смотрю и ужасаюсь. Андрей так рвется в операционную, даже когда толком не знает, что делать! Ленька, Янка: все они, — девушка посмотрела хирургу в глаза и с каким-то испугом покачала головой: — А я не могу. Боюсь навредить. У вас такое бывает?
На какое-то мгновение хирург растерялся.
— Малика, у нас тяжелая профессия. Конечно, врач должен сомневаться. Не сомневающийся хирург — не хирург. Нужно всегда быть собранным.
Девушка, казалось, вдруг потеряла интерес к его словам, она отвернулась и разочарованно покачала головой:
— Вы меня не понимаете.
— Малика, — Ринат Витальевич вздохнул, — если вы хотите быть хирургом, вам нужно очень много работать над психикой, вы слишком пассивны. Вы же прекрасный диагност. Я смотрю, как работают остальные ребята — им до вас далеко. Но где ваша сила воли?
— Я не хочу оперировать, — тихо, но уверенно, заключила девушка.
— Тогда что вы тут делаете? — вкрадчиво спросил мужчина.
Малика какое-то время помолчала, а потом устало опустила голову, убрав со лба спутанные волосы:
— Это Андрей мечтал о хирургии. А мне казалось, я тоже справлюсь. Мне надо больше заниматься, но я тоже все могу, крови не боюсь, память хорошая. Швы аккуратней накладываю, — она сама невесело улыбнулась своим словам. — Раньше даже не задумывалась.
— Но ведь такой путь позади, надо бороться до конца. Дело же не в том, что вы не можете.
— И что дальше? С напряжением идти в операционные? С ужасом ждать каждый новый рабочий день? — девушка отрицательно покачала головой.
Хирург только сейчас понял, насколько серьезен этот разговор. Здесь не было эмоций. Это не слова, сказанные сгоряча, а вымученное, выстраданное решение. Даже удивительна решимость в этой мягкой безынициативной девочке.
— И что вы решили?
Она на секунду замялась, потом поднялась и отряхнула штаны:
— Пойду к пациентке зайду.
Малика приехала домой поздно, долго без определенной цели бродив по ночным улицам. Захлопнула за собой дверь квартиры. В комнатах было темно. И пусто. Вязко звенела в ушах тишина. Она прошла на кухню, потом в спальню, в зал. Не зная, что ищет, и что собирается делать.
А от звонка телефона резко вздрогнула:
— Да.
— Солнышко, — Рафиз явно был слегка навеселе, — я тебя не заберу сегодня. — В трубке раздавался звон посуды, женский смех, разговоры. — Тут на работе запарка. Ты меня не жди, я поздно приду, — парень понизил голос до ласкового шепота: — Я тебя люблю, зайка. Слышишь?