Сабанеев мост

Шура был моложе Гали на год, они были крепко привязаны друг к другу, но, несмотря на это, несколько лет не общались и не разговаривали. Причиной ссоры, которую оба тяжело переживали, была Шурина жена Софа, смазливая дамочка моложе его на четырнадцать лет. Шура встретил ее незадолго до войны на курорте; она была замужем и жила в Баку, который, как и мужа, она с удовольствием покинула, переехав в Москву, в шикарный по тем временам дом, стоящий немного наискосок от Центрального телеграфа на противоположной стороне улицы Горького. В доме жили разные заслуженные люди, так, например, на одной площадке с Шурой жил Константин Бадигин, известный полярный капитан и писатель.

Во время войны Шура работал в Наркомате боеприпасов, который осенью 1941 года эвакуировали в Челябинск. Шура взял с собой в эвакуацию Галю, и первое время они жили вместе, что, видимо, Софе очень не нравилось. Ссора прервала их отношения на пять или шесть лет.

Благодаря усилиям Людмилы они помирились в 1947 году, и Шура, чувствуя себя виноватым и будучи по натуре очень добрым человеком, проявлял повышенное внимание к нашей семье. Путевка в санаторий, полученная по министерским каналам, была, конечно, одним из знаков этого внимания. А впереди планировался золотой дождь, который должен был сделать Шуру богатым человеком, и доля будущего богатства предназначалась сестре.

Дело обстояло так. Однажды Шура появился у нас на Петровке в приподнятом настроении. Он достал из портфеля коричневую картонную папку с тесемочками и положил ее на стол. В таких папках в советских учреждениях хранились различные документы.

– Вот, – сказал Шура, – вот плоды моих вечерних трудов.

О том, что Шура по вечерам после работы пишет пьесу, мы знали уже давно.

Импульсом к этому творческому акту послужило знакомство в одном из правительственных санаториев с семьей Фадеевых. Ничего общего с флагманом советской литературы эта семья не имела. Иван Александрович, а в домашнем обиходе Иваша, был довольно приятный круглолицый человек средних лет, занимавший пост референта товарища Ворошилова по театральным делам. Не снискавший лавров на театре военных действий, маршал Ворошилов был в эти годы брошен партией на культуру, которую и опекал со свойственной ему как ответственному партийному деятелю компетенцией.

С Ивашей и его симпатичной доброжелательной женой Валентиной, которая занимала какой-то пост в аппарате ЦК комсомола, Шура подружился. Фадеевы часто бывали у Шуры дома, где и я имел честь с ними познакомиться. Шурина трехкомнатная квартира была не слишком велика, но все же высокопоставленные гости могли чувствовать себя там с привычным комфортом. Шура был неравнодушен к дорогим красивым вещам, поэтому столовая, она же гостиная, она же комната, где Шура спал на узеньком, неудобном, но зато стильном старинном диванчике, была обставлена антикварной мебелью красного дерева. Жилище советского буржуа украшали непременная чешская хрустальная люстра, обилие хрусталя в горке и купленная по настоянию Софы в антикварном магазине большая, но довольно безвкусная марина неизвестного художника в шикарной золоченой раме. В этом богатом, но довольно заурядном интерьере волшебными пятнами светились замечательные вазы Галле, которые Шура любовно собирал, унаследовав, вероятно, пристрастие к антиквариату от отца.

Дружба с человеком, способным протолкнуть пьесу на театральные подмостки, разбудила Шурину творческую энергию. В конце концов, как известно, не боги горшки обжигают. Репертуары московских и особенно провинциальных театров эту истину замечательно подтверждали. Изгнание из советского искусства космополитов стимулировало приход в театральную драматургию новых классиков, и на сцены обрушилась лавина производственных пьес.

Персонажи этих пьес были взаимозаменяемы, как подшипники в механизме. Теперь зрители могли с интересом следить за увлекательным драматическим конфликтом между отсталым директором и прогрессивным парторгом или между вороватым начальником и рабочей бригадой. Таким образом, получалось, что народ развлекался, так сказать, без отрыва от производства. Понятно, что арбитражные дела, которыми занимался Шура, являлись неисчерпаемым источником для вдохновения.

Так появилась идея написать пьесу, стержнем которой служило преступление снабженца, манипулировавшего за соответствующую мзду нарядами на поставку дефицитного металла.

Теперь рукопись лежала у нас на столе.

– Почитайте, – сказал Шура, – мне интересно ваше мнение как театральных людей. Иваша обещал помочь с постановкой. Если поставим в Москве, пьесу возьмет и периферия. Я посчитал возможный заработок: с учетом гонорара от первой постановки и процента от сборов получается неплохая сумма, думаю, тысяч двадцать пять – тридцать. Софа вдохновилась и уже все распределила. Между прочим, она сразу сказала, что часть гонорара надо подарить Гале.

Пьеса, к сожалению, оказалась очень слабой, о чем Галя, прочитав ее, откровенно сказала неделю спустя: