Сабля атамана

А в конце улицы уже показались летящие во весь опор с саблями наголо кавалеристы в островерхих буденовках с алыми звездами.

— Наши! Наши! — радостно закричал Якуш и выпустил из рук веревки.

Колокола смолкли.

Бандиты, отстреливаясь, бежали к оврагу, надеясь укрыться от кавалеристов в чаще, но часть конников отделилась от отряда и оцепила овраг.

Нет, не уйти бандитам от расплаты!

* * *

Якуш вбежал во двор исполкома. Здесь толпились красноармейцы. Человек в кожаной тужурке громко говорил:

— Молодцы, ребята! Вовремя поспели.

Голос человека показался Якушу знакомым. Да это же Павел Гордеевич! Якуш подскочил к нему.

— Отойди, мальчик, не вертись под ногами, — строго сказал Павел Гордеевич. — Здесь без тебя обойдутся.

Красный от гнева и возмущения, Якуш, задыхаясь, крикнул ему в лицо:

— Ты — бандит!

Павел Гордеевич слегка побледнел, но сразу же взял себя в руки.

— Ошибаешься, сынок, — уже ласковее произнес он. — Ты, видимо, принял меня за кого-то другого. Я в вашу деревню прибыл только сегодня утром. Я — красный командир.

— Нет, бандит! Ты ночью в овраге говорил Каврию, что надо убить моего отца и сжечь наш дом! Ты стукнул меня по голове в саду!

Один из красноармейцев положил руку на плечо мальчику:

— Ты правду говоришь?

— Ей-богу, правду! Да спросите людей!

— Можно узнать у Каврия, он попал в наши руки, — послышался голос Пекташа. — Товарищи, приведите Каврия! — крикнул он в сторону сада.

— Ты знаешь этого человека? — спросил красноармеец, смотря на Каврия в упор и кивнув в сторону Павла Гордеевича.

Каврий растерянно взглянул на Павла Гордеевича, потом отвернулся и махнул рукой:

— Эх, погибать — так вместе. Наш это… Главный наш… Степанов из Уржума его прислал…

— Клевета! Не верьте бандитскому навету!

Павел Гордеевич рванулся к Каврию, но два красноармейца удержали его.

— Спектакль окончен, господин прапорщик! — послышалось с крыльца. — Опускайте занавес. Фокус, как говорят, не удался. И анархия не состоялась.

Якуш повернулся к крыльцу. Там стоял длинноволосый очкастый человек в тужурке с золотыми пуговицами, а рядом с ним поп Нефед и Костий Мидяш с сыном и зятем. Их окружали красноармейцы с винтовками. Возле амбара виднелись четыре подводы с хлебом, те самые, на которых ночью Мидяш увозил награбленное зерно.

— Якуш, тебя отец зовет, — сказал мальчику Пекташ. — Он там, наверху.

Красноармейцы-часовые пропустили мальчика. Он, словно птица, взлетел по лестнице вверх, в комнату отца, бросил взгляд на стол, за которым всегда работал отец, и остановился, увидев, что стол пуст.

Отец с забинтованной грудью и рукой лежал на широкой лавке возле стены. Над ним наклонился деревенский фельдшер Иван Сергеевич.

— Что с тобой? — бросился Якуш к отцу.

Отец приподнял голову и снова бессильно уронил ее.

— Отец!

— Ничего, сынок… Поранили меня немного… Я скоро поправлюсь…

— Поправишься, отец… — тихо проговорил Якуш, и слезы потекли у него из глаз.

— Э-э, да ты плачешь, — покачал головой фельдшер. — А отец только сейчас говорил, что ты герой.

Услышав непонятное слово, Якуш вытер глаза кулаком и сказал:

— Я — не герой. Я — сын Ильи, Якуш.

Фельдшер улыбнулся, потом, задумчиво глядя на мальчика, проговорил:

— Якуш… Якуш, сын коммуниста. Да, это самое правильное — и лучше не скажешь.

♦

САМАЯ РЕВОЛЮЦИОННАЯ КНИГА

О книга, книга,

Все ты можешь!

С. Чавайн

Кела́й проснулся оттого, что в избе разговаривали. Было еще очень рано, и ему хотелось спать. Но он, преодолевая сон, поднял голову и глянул с полатей вниз.

Посреди избы стоял отец и, надевая залатанный азям[18], говорил матери:

— Пойду схожу к комиссару — потолковать надо кое о чем… К вечеру вернусь.

— Ох, Васли́й, — вздохнула мать, — лезешь не в свои дела. И так уж в деревне косятся на тебя…

— Подумаешь! — весело ответил отец. — Пусть себе косятся.

— Чужая душа — не сундук, в нее не заглянешь, а только сразу видать: злы на тебя, — с упреком продолжала мать. — Чует мое сердце, доведет до беды твоя дружба с комиссаром. Уж лучше бы жил, как прежде: потихоньку, пастухом, а то полез в комбед какой-то…

— Теперь власть наша, бедняцкая, — слышен бодрый голос отца. — Она нас в обиду не даст.

— Так-то оно так, — согласилась мать, — да от злого человека не знаешь, чего ждать… Ты уж, ради бога, будь осторожнее. Слышал ведь, говорят, какой-то незентир с ружьем в Куптю́рском лесу прячется…

Отец только махнул рукой:

— Э, да что там!.. Если всякому слуху верить да всего бояться, всю жизнь на печке просидишь. Дорога в село не Казанский тракт, никто меня не тронет.

Поняв, что отец собирается в село, Келай протер кулаками сонные глаза и высунул с полатей встрепанную голову:

— Отец, я тоже с тобой пойду! Ты ж обещал когда-нибудь взять с собой в село. Возьми сегодня!

— Ждут там тебя, — недовольно проговорила мать.

По правде говоря, сегодня отец не собирался брать Келая, но, поймав его умоляющий взгляд, пожалел мальчика.

— Ну ладно, уж если так хочешь, пойдем, — согласился отец.

Келай, словно белка, спрыгнул с полатей и схватил с гвоздя свой кафтанишко.