Сабля Чингизидов

– А бабушка твоя перед смертью ничего не говорила?

– Она умерла внезапно. Во сне. Практически не болела. Так что сказать ничего не успела.

– Вот что, Елена Леонидовна, нам надо этот архив найти. Вокруг него нехорошие танцы начинаются. Как ты думаешь, где он может быть?

– Ну, я не знаю. Здесь его точно нет. Я бы знала.

– Может, на старой квартире оставили?

– Может быть. Мы там старые вещи на чердак сносили. Дворник еще ругался. Может, там? Еще, знаешь, бабушка к маме вещи завозила, когда мы квартиру обменивали.

– Обменивали?

– Ну да, когда мама с папой развелись, у нас была трехкомнатная квартира на Ярославском шоссе. Папа решил ее обменять, чтобы мне жилплощадь оставить. А тут как раз бабушке квартиру дали, двухкомнатную. Вот они и обменяли бабушкину двухкомнатную и нашу на Ярославском на эту и папе в Подлипках, поближе к его работе. Там еще какой-то сложный обмен был.

Розум прошел в Сашкину комнату. Сел за письменный стол, взял лист бумаги и стал чертить на нем карандашом схему. Сверху он поместил квадрат и надписал: «Коммуналка у Белорусского вокзала». От квадрата шла стрелка вниз налево к другому квадрату: «Квартира на Ярославском», и направо, к квартире на Ломоносовском. От квартиры на Ярославском вниз уходила стрелка к «Маминой квартире», а от верхнего квадрата, через весь лист, вниз шла стрелка к квадрату с надписью «Дача». Розум скептически оглядел оперативный документ, сложил его вчетверо, положил в карман пиджака и пошел спать.

В четверг в десять ноль-ноль утра подполковник Розум зашел в кабинет начальника аналитического отдела управления спецопераций генерал-майора Суровцева.

– Что будешь делать с Камолиным? – спросил Суровцев вместо приветствия.

– Ничего. Он сотрудничает.

– Рассказывай.

– Он работает по заказу. Заказ пришел из-за рубежа. Ищут архив Каратаевых.

– Кто это?

– Известные в дореволюционной России промышленники. Архип Каратаев уехал из России в восемнадцатом году. Скорее всего архив ищут заграничные родственники, – доложил Розум.

– Чего вдруг они очнулись через столько лет? Ностальгия стала мучить?

– Непохоже. По всему видно, ищут что-то конкретное. Исполнителей в известность не ставят. Они работают втемную.

– А Лена тут при чем? – продолжал расспрашивать Суровцев.

– Ее прабабка – дочь Архипа. Она сочувствовала большевикам и осталась в России. По-видимому, архив остался у нее.

– О, так ты у нас с буржуями недобитыми породнился, Розум? – рассмеялся Суровцев. – Ну, не смущайся, сейчас это модно. И конечно, об архиве она ничего не знает?

– Нет.

– О чем договорились с Камолиным?

– Камолин подстрахует нас со стороны исполнителей. Я буду знать все, что они предпринимают. А если его сейчас закрыть, то мы опять остаемся без информации.

– Разумно.

– Владислав, я могу вернуться к «Ирокезу»?

– Ну вот что, Розум. К «Ирокезу» возвращайся, но дело Каратаевых бери в разработку. Ресурсами я тебя побаловать не могу, извини, дело твое семейное, но подстраховывать будем. Оперативники будут в курсе. На мозоль нам наступать нельзя, даже нечаянно.

Розум получил информацию о жильцах квартиры на Ярославском шоссе из оперативного отдела утром в пятницу. Супруги Николай и Галина Глуховы проживали в квартире с дочерью Светой без выезда после обмена. Светлана Глухова после замужества выехала из квартиры четыре года назад. Николай выполняет мелкие заказы по установке дверей, встроенных шкафов и т. п. Информация о Галине отсутствует.

* * *

В субботу утром Розум звонил в дверь квартиры Глуховых.

– Заходи, – распахнул дверь Николай. – Раздевайся и проходи на кухню, мы тебя уже ждем.

На чистом кухонном столе стояла запотевшая бутылка «Русского стандарта» в живописном окружении селедки с зеленым лучком, вареной картошки, посыпанной укропом, и нескольких тарелок с нарезанной колбасой разных сортов. Банка соленых помидоров и блюдце маринованных огурчиков довершали натюрморт. От картошки шел пар. За плитой хлопотала улыбчивая Галя.

– Я вообще-то уже позавтракал, – неуверенно сказал Розум.

– Ну, значит, обедать будешь, – засмеялся Николай. – Какой разговор может быть без закуски? Давай, служба, не стесняйся!

– Расскажите мне про обмен, – присаживаясь, попросил Розум.

– Ну, это к Галке, она обменом занималась.

– Мы квартиру получили от завода, – улыбнулась Галина, ставя на стол сковородку с яичницей. – Двухкомнатную, на Профсоюзной. А тут моя бабка померла, и дед один остался. Его родители к себе забрали, а комнату нам оставили. Ну мы и обменялись на трехкомнатную. Далеко, зато улучшенной планировки. Тогда это новый проект был. Их только строить начали. Видите, лоджия какая, на всю квартиру, и паркет. К нам все ребята с Колькиной работы с женами ездили смотреть.

– А когда вы въезжали, хозяева ничего не оставляли? Ну, там, вещи старые, бумаги? – уточнил Розум.

– Нет, квартира была пустая. Даже шкафы с антресолями открытыми стояли пустые. Нам еще Сережка антресоли закрывал. Помнишь, Коль? Мы достать не могли, а у него метр девяносто.

– А может, в сарайчике каком-нибудь или подвале?