Сабля Чингизидов

– А-а, значит, яхту угнали? Вот горе-то. Ну что ж, значит, мы с ним сейчас на одной стороне баррикад. Разрешите идти?

– Подожди. Вот что, Алексей. – Суровцев внимательно посмотрел на Розума. – Хватит играть в донкихота. Этот прохвост, – тут генерал постучал по рапорту Розума, – по существу, совершенно прав. Да и юридически ничего незаконного в передаче прав я не вижу. Так что, если предложение Сазонова для семьи Лены выгодно, пусть они его принимают. А мы проследим, чтобы их не развели.

– Спасибо, Владислав.

В среду вечером, когда Лена с Розумом и гостями собрались пить чай, раздался звонок в дверь. Розум пошел открывать. Когда он вернулся, в руке он нес увесистый конверт.

– Ленка, пляши, тебе письмо из Германии.

– Из Германии? – заинтересовалась Эмилия.

– Да, у нас там знакомая, Сабина фон Гогенау, – пояснила Лена. – Она должна была прислать нам фотографии из своего семейного альбома. Там много снимков Архипа Каратаева. Дед Сабины Людвиг фон Гогенау был партнером Архипа.

– Гогенау, – задумчиво повторила Эмилия. – Что-то знакомое. Ну-ка, давайте фотографии смотреть.

– Сейчас посмотрим. – Лена аккуратно распаковала плотный конверт. – Надо же, прислала, не обманула.

Розум убрал посуду, тщательно вытер поверхность стола, и хозяйка начала передавать снимки по кругу.

– Архип с Паниным на скачках, – комментировала Лена.

– Эту фотографию я помню, – подтвердила Эмилия.

– А вот собрание акционеров.

– Нет, эту я не видела.

– А здесь какое-то семейное торжество. – Лена передала Эмилии большой групповой снимок.

– О, это помолвка моей бабушки Елизаветы и графа Панина, – оживилась Эмилия. – В Нелюдове. 1912 год. Вот Архип, а высокий старик в смокинге – старый Самарин. Еще был жив. Слева его сын Саша, юнкер Александровского училища. У него как раз той весной был выпуск. Крайняя справа – Лена, твоя прапрабабка, а студент – Сергей, сын Архипа. Вот барон фон Аугстрозе с женой, я не помню, как ее звали, и их дочь Анастасия. Рядом с ними поверенный Каратаевых и Самариных Захарьин, он потом в Париже жил, его сын у нас в Брюсселе часто бывал. Мальчик побольше – дядя Георгий, а маленький мальчик в матроске – мой отец.

– А вот они на заводе. – Лена достала следующую фотографию.

– Эту тоже не помню. Усатый мужчина за Людвигом – барон фон Аугстрозе, а слева опять его дочь, Стасик.

– Как? – в один голос вскричали Лена с Розумом.

– Стасик. – Эмилия удивленно посмотрела на родственников. – А что?

– Но она же Анастасия, Настя, ну, в крайнем случае, Настенька?

– Ну да. По-русски Настя, а они же немцы, вечно все перепутают. Они ее Стаса звали, а жених, Саша Самарин, ее Стасиком дразнил. Так и пошло. Она была Стасик-большой, а мой папа – Стасик-маленький.

– Так Самарин был женат на Анастасии фон Аугстрозе?

– Нет, они были только помолвлены, пожениться не успели. Она его младше на семь лет была. Он погиб под Екатеринодаром.

– Послушай, Эмилия, в одном из писем Архип называл кого-то «наш милый Стасик». Ты думаешь, он так называл Анастасию фон Аугстрозе?

– Да, конечно. Ее все любили. Так что «наш милый Стасик» – это она, больше некому.

– А твой отец?

– Нет, со стороны Архипа я таких нежностей не припомню. Ну, может быть, только в раннем детстве. А Аугстрозе все называли «милый Стасик» даже тогда, когда она уже была старухой.

– Вы ее знали?

– Родители с ней поддерживали связь.

– А где она жила в эмиграции?

– В Швеции.

Розум утвердительно кивнул Лене, уставившейся на него во все глаза.

– Но для них это трудно назвать эмиграцией, они же шведы, – пояснила Эмилия. – Так что они практически вернулись на родину.

– Историческую, – хмыкнул Розум. Эмилия недоуменно посмотрела на него, не поняв юмора.

– Отец ее, – продолжала Эмилия, – Лео фон Аугстрозе происходил из старинной шведской семьи, а мать была немка. Говорили в семье по-немецки, но все знали шведский, а Стасик закончила шведскую гимназию в Гельсингфорсе.

– Надо же, как знала, – удивился Розум.

– О, не только это, – продолжила баронесса. – По рассказам отца, Архип говорил, что Лео оказался умнее их всех. Он перевел весь свой бизнес в Стокгольм еще до войны.

– Так что они, видимо, не нуждались?

– Что вы, конечно, нет. Они жили в Стокгольме на широкую ногу. Лео держал большой дом, машину, давал приемы. Жертвовал на эмиграцию. Родители его часто вспоминали.

– А Стася жива?

– Нет, она умерла. Но у нее, по-моему, осталась дочь. После смерти родителей я с ними связь потеряла. А что это мы на Аугстрозе зациклились? Давай-ка, Лена, остальные фотографии смотреть.

– Да-да, конечно. – И Усольцева передала следующий снимок.

– Думаешь, она? – после отбоя спросила Лена Розума, сопевшего ей в затылок.

– Ну, я тогда не знаю, если и это не она, то я бросаю большой спорт и ухожу в управдомы. Я завтра же сделаю запрос на Аугстрозе. И на следующей неделе можем уже получить ответ.

Ответ пришел уже во вторник. Семья Аугстрозе была достаточно известна в Швеции, входила в многочисленные шведские и европейские справочники «Who is Who», и информации по ней было в избытке.