Между лакеем и дворецким началась вялая перепалка в таком грубоватом и якобы враждебным тоне, каким разговаривают между собою только очень близкие друзья или родственники, которые не считают нужным друг с другом церемониться, но и не могут в своей ссоре зайти дальше перебранки. Манера разговаривать и сама поза их при этом была настолько разительно схожа, что у прапорщика мелькнуло в голове: «Если существуют шведский и арапский потомки Волынского, почему не быть татарскому?» Это, во всяком случае, объясняло бы ту высоту, на которую залетел сей безродный человек.
После обеда все скопом перешли в просторную залу с гобеленами по стенам и картиной на потолке. Если бы Родионов был в комнате один, он бы рассмотрел подробнее эту срамную фреску, напоминающую драку пьяных драгун и стрельцов в русской бане: на ней две группы голых мужиков в шлемах с перьями тянули за руки в разные стороны румяных девок, едва прикрытых простынями.
Гости расселись по англинским стульям с мягкими подушками и стали угощаться модным редким вином, которое слуги разносили на подносах с фруктами и сластями. Этого вина еще не было вдоволь даже в богатых домах, оно сильно шипело и брызгалось, когда его наливали из бутылки, било в нос газовыми пузырьками и будоражило. Однако хмель от него слетал так же быстро, как и налетал.
Высокий, моложавый и, выражаясь по-современному, спортивный Волынский в лазоревом кафтане, сплошь залитом бриллиантами и золотом, вывел за руку шестнадцатилетнюю дочь Анету, такую же восхитительную, как он сам. Анета села за клавикорды и начала, разминаясь, перебирать перламутровые клавиши прелестными пальчиками, в то время как зефирный немчик-учитель, сразу не понравившийся Родионову, все льнул к ней, листал ноты и что-то нашептывал.
Волынский звонко погремел серебряной вилкой о хрустальный графин, привлекая внимание публики, и обратился к гостям с речью.
– Любезные дамы и милостивые господа! Два года тому был я в польском городе Немирове при переговорах между турецкой, австрийской и российской империями по конфирмации мира. Мир тогда не был конфирмован, и не по нашей вине. Однако, резидуя два месяца на земле древних моих предков князей Волынских, я пожелал узнать более о моем роде и обратился к помощи одного ученого иезувита именем Рихтера, сведущего в древней гистории. Сей Рихтер по моей просьбе сделал экстракты на латынском языке из московских, польских и литовских летописей, объясняющие происхождение моей фамилии, ее обоснование в Московии и ту стратегическую ролю, какую мой славный предок князь Волынский играл в победе воинства российского над полчищами Мамаевыми.
Сей труд также содержит экспланацию тесного родства Волынских с великими князьями Московскими и причину, по коей нынешние Волынские, состоя в сем родстве, не обладают, однако же, княжеским титлом.
По возвращении из Немирова, я поручил перевод сей записки на русский язык адъюнкту Петербургской академии наук господину Адодурову. Сегодня я имею честь презентовать его для вашего снисходительного внимания и амикабельного дискутирования.
Открывая эту литературно-музыкальную композицию, Анна Волынская сделала несколько рассыпчатых пассажей на клавикордах, и ее отец объявил выразительным, густым баритоном:
– Трансмиграцио принципис волыненсис Деметрии фили Иоаннис принципис Острогиенсис ин Московиен…
У большинства слушателей, не знакомых с латынью ни в малейшей степени, рты приоткрылись от такого замысловатого вступления, однако Волынский также не знал латинского языка, равно как и никакого другого языка, кроме русского, и лишь для пущего эффекта украшал свою речь иностранными блестками. Он прочитал по латыни название сочинения, выведенное для него печатными русскими буквами немецким учителем детей, а затем, к облегчению публики, перешел на русский:
– «Переведение или укрепление князя Волынского Димитрия Иоанновича князя Острожского в княжество Московское».
Еще несколько волнующих аккордов, и повесть началась.
При том приблизительном образовании, какое прапорщик Родионов и его братья получили в домашней школе от русских дядек и иностранных учителей сомнительной квалификации, он имел довольно смутное представление о событиях 1380 года и Куликовской битве – не большее и не меньшее, чем современный, вскормленный интернетом юноша. И, хотя некоторые обороты той повести, которую читал Волынский, показались ему мало понятными, в целом эта книга про войнушку ему понравилась.
Как все повести, начиналась она не очень интересно. Речь шла о происхождении князей Волынских, о каком-то невероятно славном и мудром князе Острожском Иване и его сыне Димитрии. Из этой части у Родионова отложилось лишь то, что Волынские получили свою фамилию, поскольку их предки владели какой-то страной под названием Волыния или Волынь, и были, следовательно, не совсем русскими, а кем-то вроде литовских панов.