Саботажник

Лилиан прихватила бутылку шампанского и повела Белла в багажный вагон, где кондуктор, одновременно исполнявший обязанности телеграфиста, отправил Ван Дорну сообщение Белла о том, где его искать. Когда они пошли назад в вагон-гостиную, телеграфный ключ снова застучал. Лилиан несколько секунд прислушивалась, потом закатила глаза и через плечо приказала кондуктору:

— Не отвечайте на это.

Белл спросил:

— Кто передает, ваш отец?

— Нет. Сенатор.

— Какой сенатор?

— Кинкейд. Чарлз Кинкейд. Он увивается за мной.

— Правильно ли я понял, что вы не заинтересованы?

— Сенатор Кинкейд слишком беден, слишком стар и слишком раздражает меня.

— Но он очень красив, — вмешалась миссис Комден, улыбнувшись Беллу.

— Очень, — согласилась Лилиан. — И, тем не менее, стар, беден и назойлив.

— Насколько же он стар? — спросил Белл.

— Да ему лет сорок.

— Ему сорок два года, и он полон сил и энергии, — сказала миссис Комден. — Большинство девушек сочли бы его хорошей добычей.

— Я предпочла бы нищего.

Лилиан снова наполнила бокалы. Потом сказала:

— Эмма, есть ли хоть маленькая надежда, что вы сойдете в Сакраменто и исчезнете, а мы с мистером Беллом поедем дальше на север?

— Не в этой жизни, дорогая. Ты еще слишком молода — и слишком невинна, — чтобы путешествовать без дуэньи. А мистер Белл слишком…

— Слишком что?

Эмма Комден улыбнулась.

— Слишком интересный.

Саботажник поднимался вверх к лесопилке, шагая по шпалам, чтобы не скрипел гравий.

Он нес трехфутовый лом, который весил тридцать фунтов. На спине громоздился солдатский, времен американо-испанской войны, парусиновый вещмешок с прорезиненными клапанами. Ремни рюкзака резали плечи. В мешке лежала тяжелая, на два галлона, жестянка с угольным маслом и подкова; ее Саботажник взял у одного из кузнецов, подковывавших мулов, которые тянули фургоны с грузом.

В холодном горном воздухе пахло сосновой смолой и чем-то еще; Саботажник не сразу узнал чем: ветер приносил запах снега. Хотя ночь была ясная, чувствовалось приближение ранней зимы в горах. Глаза привыкли к свету звезд, и Саботажник зашагал быстрее. Рельсы перед ним блестели, деревья вдоль просеки приобретали видимые очертания.

Высокий, длинноногий, сильный, он легко и быстро взбирался по крутому подъему. Гнался за временем. До восхода луны оставалось меньше двух часов. Когда луна поднимется над горами и озарит тьму, его легко будет заметить конным патрулям железнодорожных полицейских.

Через милю он подошел к Y-образному разъезду, где пути расходились. Левая ветка, вдоль которой он шел, спускалась к строительной площадке. Правая поворачивала к недавно завершенному главному пути, идущему на юг. Саботажник убедился, что стрелка, определяющая, по какой ветке пойдет состав, исправна и подсоединена.

Стрелка была настроена так, чтобы состав, спустившись от лесопилки, пошел к строительной площадке. Саботажнику хотелось пустить тяжелые вагоны на главную линию. Если правильно рассчитать время, произойдет лобовое столкновение с идущим на север локомотивом. Такое столкновение блокирует все линии, диспетчерам придется остановить все поезда, и будет прегражден единственный путь, ведущий из этого тупика.

Подъем продолжался, но стал более пологим, и Саботажник ускорил шаг. Пройдя еще милю, он увидел впереди темный полувагон. По-прежнему на месте.

Неожиданно он что-то услышал. Остановился. Замер. Приложил ладони к ушам. И снова услышал звук, такой неуместный здесь. Смех. Пьяный смех где-то выше по горе. Впереди он разглядел оранжевый свет костра. Пьяные лесорубы за бутылкой виски. Слишком далеко, чтобы увидеть или услышать его, и к тому же ослеплены огнем костра. И даже если они услышат, как вагон проходит стрелку, остановить его тогда уже будет невозможно.

Саботажник сошел с пути в канаву и прошел на вспомогательный путь, где стоял полувагон. Отыскал рукоятку стрелки и потянул за нее, ликвидируя просвет между рельсами и соединяя запасной путь с главным. Потом подошел к полувагону, выбил из-под колес деревянные подушки, отыскал холодный край рукояти тормоза и повернул. Тормозные колодки поднялись с массивных стальных колес.

Теперь вагон получил возможность двигаться; Саботажник полагал, что он тронется с места под собственной тяжестью, поскольку рельсы идут под уклон. Но вагон был неподвижен, его держала то ли сила тяжести, то ли небольшое естественное расплющивание колес, упиравшихся в рельсы. Придется найти способ сдвинуть вагон с места.

Саботажник вернулся к вагону, положил в нескольких дюймах за задним колесом подкову, подложил лом под колесо там, где оно встречалось с рельсом, и опустил лом к подкове, которая должна была послужить точкой опоры. Потом всей тяжестью навалился на лом и надавил.

Лом скользнул, металл заскрежетал о металл. Саботажник снова подставил лом и продолжил раскачивать вагон. Колесо сдвинулось на дюйм. Он протолкнул лом глубже, ногой подвинул подкову и снова навалился на свой импровизированный рычаг.

Прямо над ним, буквально над самым ухом, раздалось:

— Что ты делаешь?