– Здесь тебе не Индия, – сказал Ларри. – Так что не трать мое время на проектирование стойла для слонов. Этот визит еще самым пагубным образом скажется на ровном течении нашей жизни, помяни мое слово.
– Мама, если будут вечеринки, я могу заказать новое платье? – оживилась Марго. – А то мне совершенно нечего надеть.
– Интересно, устроят ли салют, – вслух размышлял Лесли. – Конечно, у них есть старые венецианские пушки, но это, скажу я вам, штука опасная. Может, мне стоит поговорить с комендантом крепости.
– Не лезь не в свое дело, – посоветовал ему Ларри. – Они собираются устроить ему торжественный прием, а не публичный расстрел.
– Вчера я видела чудесный красный шелк, – продолжила Марго. – В этом магазинчике… ну, к которому сворачиваешь за лабораторией Теодора.
– Да, дорогая, очень мило, – рассеянно откликнулась мать. – Хорошо бы, Спиро достал мне несколько индюшек.
Негативные последствия королевского визита для нашей семьи поблекли в сравнении с травматическим эффектом для Корфу в целом. Кто-то из знающих людей заметил, что этот эпизод имеет особое символическое значение, так как прибывающий на Корфу монарх ступит на греческую землю впервые после своего изгнания. Вот почему у корфиотов началась лихорадочная подготовка, которая очень скоро приняла настолько сложный и желчный характер, что нам приходилось каждый божий день ездить в город и там, сидя на площади Спьянада, узнавать местные новости об очередном скандале.
Эта площадь, с величественной аркадой Листон, выстроенной французскими архитекторами наподобие парижской аркады на улице Риволи в самом начале недолгой оккупации острова Францией, была сердцем Корфу. Сидя за столиком под аркой или в тени мерцающей кроны, рано или поздно ты сталкивался со всеми жителями и узнавал в мельчайших подробностях о любом скандале. Сидишь себе, тихо прихлебываешь из стаканчика, а к твоему столику волна по очереди прибивает всех героев драмы.
– Я корфиотка, – заявила графиня Малинопулос. – Поэтому мой долг создать комитет, который решит, как нам встретить нашего всемилостивого короля.
– Да-да, конечно, – нервно согласилась мать.
Графиня, напоминающая потасканную черную ворону в оранжевом парике, была, безусловно, заметной персоной, но в таком важном деле никто бы не отдал ей все на откуп. Не успели мы оглянуться, как появилось по меньшей мере шесть комитетов по подготовке к приему королевской особы, и все наперебой убеждали губернатора в том, что их план самый-самый. По слухам, номарх[26] обзавелся вооруженной охраной и стал на ночь запираться, после того как некая дама, член комитета, решила пожертвовать своей невинностью, чтобы добиться одобрения их плана.
– Как это мерзко! – протрубила Лена Маврокондос, закатывая черные глаза и причмокивая красными губами с запоздалой мыслью, что могла бы и сама догадаться. – Вы только себе представьте: женщина ее возраста пытается голой проникнуть в спальню к номарху!
– Да, забавный способ заставить себя выслушать, – согласился Ларри, изображая из себя простачка.
– Абсурд! – Лена ловко отправляла оливки в алый рот, словно заряжала винтовку перед боем. – Я уже видела номарха и уверена, что он признает
– Инфекционные заболевания в королевском флоте… – начал Ларри, но тут вовремя вмешалась мать.
– Лена, расскажите нам о своих планах, – попросила она, осадив взглядом Ларри, который пил уже восьмую рюмку узо, так что от него можно было ждать чего угодно.
– Ах что за планы, мои дорогие, что за планы! Вся Спьянада будет декорирована в голубых и белых тонах. Если бы нам еще не мешал этот дурачок Марко Паниотисса! – И она закатила глаза в отчаянии.
Об этом Марко говорили как о вдохновенном сумасшедшем, и было непонятно, каким образом он стал членом комитета.
– А чего хочет Марко? – полюбопытствовал Ларри.
– Ослов! – понизила голос Лена, словно речь шла о чем-то непристойном.
– Ослов? – повторил Ларри. – Он хочет ослов? Он что, думает, это сельскохозяйственная выставка?
– Вот и я ему об этом, – сказала Лена. – А он стоит на своем: «Ослы, ослы!» Он утверждает, что это символично. Так Христос въезжал в Иерусалим. И он настаивает на бело-голубых ослах.
– Крашеных ослах? – уточнила мать. – А зачем?
– Выкрашенных в цвета греческого флага. – Лена встала во весь рост, лицо суровое, плечи расправлены, руки сжаты в кулаки. – Но я ему сказала: «Марко, только через мой труп!»
Она зашагала прочь по мостовой, боевая дочь Греции.