– Неинтересно, что ли? А по-моему, куда интереснее, чем рассуждения твоих дружков об искусстве, – парировал Лесли.
– Ну всё, дорогие, – примирительно сказала мать. – Всем хватит места.
Я ушел, оставив их доругиваться насчет состава гостей. По мне, так если позовут Теодора, то успех вечеру обеспечен. А остальных пускай обсуждают без меня.
Приготовления к вечеринке набирали обороты. Ларри сумел-таки одолжить у графини Лефраки большой рояль и прилагающуюся к нему тигровую шкуру. Перевозили его с особыми предосторожностями, так как это был любимый инструмент покойного графа: в повозке, запряженной четверкой лошадей. Ларри, руководивший транспортировкой, самолично снял брезент, закрывавший рояль, и быстренько сыграл «Провожая мою девушку домой», дабы убедиться, что инструмент не пострадал. Судя по всему, тот был в порядке, разве что слегка расстроен, и после невероятных усилий удалось установить его в углу гостиной. Черный, сверкающий, как агат, рояль и великолепная тигровая шкура с оскаленной пастью придали комнате богатый восточный колорит.
К этому добавился придуманный сестрой декор: развешанные по стенам картины с минаретами, павлинами, куполообразными дворцами и слонами в драгоценных украшениях. Повсюду расставлены вазы со страусовыми перьями, раскрашенными во все цвета радуги, и закреплены связки разномастных воздушных шаров, похожих на экзотические тропические фрукты. Кухня же, разумеется, напоминала чрево Везувия: среди полудюжины огнедышащих угольных печей туда-сюда сновали мать и ее подручные. Звуки отбивания, кромсания и яростного помешивания заглушали живую речь, а поднимающиеся на второй этаж запахи обволакивали тебя, как надушенное расписное одеяние.
И всем этим верховодил Спиро – оскаленный смуглый джинн. Он казался вездесущим. Громогласный, исполинский, он приволакивал в кухню огромные коробки со всякой снедью и фруктами в своих необъятных ручищах, обливаясь потом, рыча и чертыхаясь, таскал в столовую и составлял вместе три обеденных стола, приносил для Марго букеты из бессмертника, а для матери специи и всякие деликатесы. Именно в такие моменты мы понимали его истинную цену – он брался исполнить даже самые невозможные просьбы. «Я это сделать», – отвечал он и делал, шла ли речь о внесезонных фруктах или о приглашении настройщика пианино, хотя эта порода, насколько нам было известно, не наблюдалась на острове с 1890 года. Если бы не Спиро, наши вечеринки срывались бы уже на стадии планирования.
Но вот наконец все было готово. Раздвижные двери между столовой и гостиной распахнулись, и получилась огромная зала, вся в цветах и воздушных шарах и увешанная картинами. Длинный стол, покрытый белоснежными скатертями, посверкивал серебряными приборами, а боковые столы прогибались под тяжестью холодных закусок. Молочный поросенок, пропеченный и гладкий, как мумия, с апельсином в открытой пасти лежал рядом с бедром дикого кабана, липким от вина и медового маринада, нашпигованным чесночными жемчужинами и горошинами кориандра; зажаренные до коричневой корочки цыплята и молодые индюшки перемежались дикими утками, фаршированными канадским рисом, миндалем и кишмишем, тут же рядом – вальдшнепы на вертелах из бамбука; горы сваренного с шафраном риса, желтеющие, как летняя луна, казались древними курганами, и ты, подобно археологу, раскапывал нежные розоватые полоски осьминога, жареный миндаль и грецкие орехи, мелкие зеленые виноградины, морщинистые ломти имбиря и кедровые орешки. Тушки выловленной мною кефали, зажаренные на углях, блестящие от масла и лимонного сока, посыпанные зеленым, как нефрит, укропом, пристроились рядками на огромных тарелках и казались флотилией диковинных лодок, стоящих на приколе.
Были тут и тарелочки со всякой мелочью: цукаты из кожуры апельсина и лимона, сладкая кукуруза, тонкое овсяное печенье в блестящих крупицах морской соли, индийский чатни и пикули всех расцветок, запахов и вкусов, способных раздразнить и умиротворить любые вкусовые сосочки. И пик кулинарного искусства: сотни загадочных кореньев и семян, отдавших свое сладкое нутро; овощи и фрукты, пожертвовавшие своей кожурой и мякотью, чтобы можно было покрыть птицу и рыбу слоями пахучих подливок и маринадов. Твой желудок дрожал от вида всей этой благоухающей пестрой снеди; казалось, ты сейчас начнешь поглощать то ли великолепный сад, то ли роскошные гобелены, а твои легкие настолько пропитаются всевозможными ароматами, что тебя просто убаюкает и ты оцепенеешь, словно жук в лепестках розы. Мы с собаками несколько раз входили на цыпочках, чтобы полюбоваться на этот обжорный ряд, и, пустив слюну, с горечью удалялись. Когда уже начнется вечеринка!
Из-за задержки рейса Джиджи приехал не накануне, а в самый день своего рождения. В роскошном костюме павлиньей расцветки и безупречном тюрбане он шел, тяжело опираясь на трость. Других признаков неудачного падения не наблюдалось, и он, как всегда, был полон энтузиазма. Увидев, как мы его встречаем, он, к нашему великому смущению, разрыдался: