Читаем Сад богов полностью

– Меня, сына обыкновенного уборщика, человека неприкасаемого, так чествуют!

– Да ничего особенного. – Мать явно не ожидала такой бурной реакции. – Мы часто устраиваем маленькие вечеринки.

Вообще-то, наша гостиная выглядела так, словно в ней устраивали не то римский банкет, не то грандиозную выставку цветов; такому размаху позавидовал бы и королевский двор Тюдоров.

– Джиджи, не говорите глупости. Это вы-то неприкасаемый? – хмыкнул Ларри. – Ваш отец был адвокатом.

– Да. – И Джиджи вытер слезы. – Но если бы он принадлежал к другой касте, то был бы неприкасаемым. Вы, Лоренс, не ощущаете драмы, в этом ваша беда. Только представьте, какую я мог бы написать поэму. «Неприкасаемый банкет»!

– Что значит «неприкасаемый»? – шепотом спросила Марго у Лесли.

– Это болезнь вроде проказы, – объяснил он авторитетно.

– О боже! Я очень надеюсь, что у него нет этой болезни. А вдруг он заразился от отца?

– Марго, дорогая, – умиротворяюще сказала мать. – Ты не помешаешь чечевичную похлебку?

Мы устроили на веранде шумный перекус на скорую руку; Джиджи одаривал нас историями о своем путешествии в Персию и исполнял для моей сестры персидские любовные песни с такой страстью, что все собаки подтягивали в унисон.

– Вы должны их спеть сегодня вечером, – сказала растроганная Марго. – Просто обязаны. Каждый что-нибудь исполнит.

– О чем вы, дорогая? – Кажется, Джиджи был немного озадачен.

– Мы это сделаем впервые… кабаре! Лена споет арию из оперы «Розовый кавалер»[32]. Теодор с Кралефским покажут волшебный трюк Гудини. Короче, каждый что-то исполнит. А вы споете по-персидски.

– Лучше я исполню что-нибудь из песен моей родной Индии. – Тут его осенило. – А как насчет левитации?

– Нет, – твердо сказала мать. – Никакой левитации. Этот праздник должен пройти без эксцессов.

– Может, вам выступить в типично индийском образе?.. – рассуждала вслух Марго. – Я знаю! Заклинатель змей!

– Вот-вот, – поддержал ее Ларри. – Типичный, скромный, неприкасаемый заклинатель змей.

– Отличная идея! – У Джиджи загорелись глаза. – Я так и сделаю.

Желая чем-то помочь, я сказал, что одолжу ему корзинку с безвредными медяницами, и ему очень понравилось, что будет кого заклинать. После чего мы все отправились на сиесту, дабы отдохнуть перед грандиозным торжеством.

Закатное небо раскрасилось в зеленые, розовые и пепельно-серые полоски, а в потемневшей оливковой роще заухали совы, когда появились первые гости. Среди них была Лена, державшая под мышкой фолиант с нотами оперных арий, в ярком вечернем платье из оранжевого шелка, хотя она отлично знала, что повод неформальный.

– Мои дорогие… – Она сверкнула черными глазами. – Сегодня я в голосе и, чувствую, не ударю в грязь лицом. Нет-нет, никакого узо, надо беречь связки. Я выпью немного шампанского и бренди. У меня уже голос вибрирует, как арфа.

– Это прекрасно. – Мать изобразила радость. – Я уверена, мы все получим огромное удовольствие.

– У нее чудесный голос, – добавила Марго. – Меццо-тинто.

– Сопрано, – холодно поправила ее Лена.

Теодор и Кралефский приехали вместе, с мотком веревок и цепей и несколькими висячими замками.

– Я надеюсь, – заговорил Теодор, раскачиваясь на носках, – наш маленький… э-э… иллюзион… получится удачным. Мы еще никогда такого не делали.

– Я делал, – с достоинством возразил Кралефский. – Сам Гудини мне показывал. Он даже похвалил меня за сноровку. «Ричард, – сказал он… мы ведь с ним были накоротке… – Ричард, такой ловкостью рук, кроме нас с тобой, не может похвастаться никто».

– Правда? Я уверена, что вас ждет большой успех, – сказала мать.

Капитан Крич заявился в потрепанном цилиндре, красный как свекла, его редкие волосы на голове и жиденькую бороденку, казалось, легко унесет порывом ветра. Он шатался больше обычного, а его сломанная челюсть выглядела как-то особенно скособоченной. Сразу было понятно, что он уже хорошо нагрузился. Когда он ввалился в прихожую, мать немедленно напряглась, но выдавила из себя гостеприимную улыбку.

– О, сегодня вы такая роскошная. – Капитан уставился на нее, потирая руки и слегка покачиваясь. – А вы пополнели, верно?

– Я так не думаю, – сказала мать, поджав губы.

Капитан критически оглядел ее с ног до головы:

– Вижу, мясца-то поприбавилось.

– Капитан, я бы вас попросила воздержаться от подобных замечаний.

Но он ничуть не смутился.

– Лично меня это не беспокоит, – сказал он доверительно. – Мне нравится, когда есть за что подержаться. С тощей бабой в постели – это все равно что скакать на лошади без седла.

– Мне неинтересны ваши предпочтения, что в постели, что за ее пределами, – заметила она ему сурово. – Извините, но я должна распорядиться насчет еды.

К дому подъезжали экипажи и автомобили, из которых высыпали гости. Гостиная заполнялась экзотическими персонажами. В углу Кралефский, напоминая горбатого гнома, серьезно втолковывал Лене подробности своих взаимоотношений с Гудини.

– «Гарри, – говорю я ему, а мы с ним были, видите ли, близкие друзья. – Раскрой мне свои секреты. Ты же знаешь, мой рот запечатан».

Кралефский отпил вина из бокала и поджал губы, показывая, как у него запечатан рот.

Перейти на страницу:

Все книги серии Трилогия о Корфу

Моя семья и другие звери
Моя семья и другие звери

«Моя семья и другие звери» – это «книга, завораживающая в буквальном смысле слова» (Sunday Times) и «самая восхитительная идиллия, какую только можно вообразить» (The New Yorker). С неизменной любовью, безупречной точностью и неподражаемым юмором Даррелл рассказывает о пятилетнем пребывании своей семьи (в том числе старшего брата Ларри, то есть Лоуренса Даррелла – будущего автора знаменитого «Александрийского квартета») на греческом острове Корфу. И сам этот роман, и его продолжения разошлись по миру многомиллионными тиражами, стали настольными книгами уже у нескольких поколений читателей, а в Англии даже вошли в школьную программу. «Трилогия о Корфу» трижды переносилась на телеэкран, причем последний раз – в 2016 году, когда британская компания ITV выпустила первый сезон сериала «Дарреллы», одним из постановщиков которого выступил Эдвард Холл («Аббатство Даунтон», «Мисс Марпл Агаты Кристи»).Роман публикуется в новом (и впервые – в полном) переводе, выполненном Сергеем Таском, чьи переводы Тома Вулфа и Джона Ле Карре, Стивена Кинга и Пола Остера, Иэна Макьюэна, Ричарда Йейтса и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда уже стали классическими.

Джеральд Даррелл

Публицистика

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века