Читаем Сад богов полностью

От ужаса я остолбенел. Убедившись, что не того выкопала, она их отбросила и продолжила свое дело. Только сейчас до меня дошел весь кошмар содеянного. В груди как будто лопнул кровавый пузырь ненависти, слезы гнева потекли по щекам. Из своего немалого запаса греческих ругательств я выуживал самые страшные и швырял в лицо маме Кондос. Потом я ее оттолкнул, и она так и села среди кукурузы. Выкрикивая проклятия и призывая в свидетели всех мыслимых святых и богов, я схватил мотыгу и стал быстро, но осторожно откапывать задыхающихся щенят. Мама Кондос молчала, открыв рот, ошеломленная столь внезапным переходом от безмятежности к ярости. Я побросал щенков в рубашку, прихватил Лулу и сохраненного детеныша и отчалил на ослице, продолжая осыпать проклятиями маму Кондос, которая уже успела подняться с земли и бежала за мной с криками: «Золотой мой, что случилось? Почему вы плачете? Да забирайте их всех!»

Я влетел в дом разгоряченный, заплаканный, грязный, прижимая к себе рубашку с живым грузом, а за мной трусила Лулу в восторге от неожиданной вылазки для нее и всего семейства. Мать, как всегда, суетилась на кухне и придумывала деликатесы для Марго, которая на пару дней уехала на материк залечивать очередную сердечную рану. Выслушав мой сбивчивый и негодующий рассказ, мать, естественно, была потрясена.

– Невероятно! – возмутилась она. – Эти крестьяне! Откуда такая жестокость? Похоронить живыми! Первый раз слышу о подобном варварстве. Ты их спас, дорогой, и правильно сделал. И где они теперь?

Резким движением, словно делая харакири, я развернул рубашку, и на стол обрушился каскад трепыхающихся щенков, которые с громким писком стали вслепую расползаться.

– Джерри, только не на стол… я раскатываю тесто! – всполошилась мать. – Ох уж эти дети! Нам только не хватало пирогов с грязью. Возьми корзину!

Я принес корзину, и мы их всех туда пересадили.

– Бедняжки, – сказала мать, разглядывая щенят. – Как их много. Сколько? Одиннадцать?! У нас и так много собак. Нет, это невозможно.

Я уже все обдумал, поспешил я ее успокоить. Как только они подрастут, я их раздам в хорошие руки. А пока мне поможет Марго, это ее отвлечет от секса.

– Джерри! – ужаснулась мать. – Не говори таких вещей. От кого ты это услышал?

– Ларри сказал, что ей надо отвлечься от секса, и я подумал, что это будет самый лучший выход.

– Забудь это, – попросила она. – Ларри не должен был такое говорить. Марго, она просто… просто… немного переволновалась. И секс тут ни при чем. Это совсем другое. Что подумают люди, если они от тебя такое услышат? Иди и пристрой щенков в безопасном месте.

Я отнес их под раскидистую оливу неподалеку от веранды, привязал Лулу к дереву и влажной тряпкой оттер щенков от грязи. Решив, что корзина слишком ненадежное место для воспитания потомства, Лулу тут же выкопала между корней нору и одного за другим перенесла туда все семейство. Своего любимца я оттирал особенно долго, чем вызвал его неудовольствие. Я все думал, как мне его назвать, и в конце концов дал ему кличку Лазарь, сокращенно Лаз. Потом я бережно поместил его среди братьев и сестер и отправился за чистой рубашкой, так как эта была вся в грязи и пятнах от мочи.

Когда я пришел к обеду, мать как раз посвящала Лесли и Ларри в историю про щенков.

– Невероятно, – сказал Лесли. – Вряд ли это осознанная жестокость. Скорее они просто не задумываются. Вспомните, как они суют раненых птиц в свой ягдташ. И что было дальше? Джерри их утопил?

– Конечно нет! – с негодованием воскликнула мать. – Он принес их домой.

– О господи! – сказал Ларри. – Еще собаки! У нас и так уже четыре.

– Это же щенки, бедняжки.

– И сколько их? – поинтересовался Лесли.

– Одиннадцать, – неохотно призналась мать.

Ларри положил нож и вилку и уставился на нее:

– Сколько? Одиннадцать? Одиннадцать собак? Ты с ума сошла.

– Я же тебе говорю, это щенки… еще совсем крохи, – разволновалась мать. – И Лулу отлично с ними справляется.

– Лулу. Это еще кто такая?

– Их мать. Очень симпатичная.

– То есть целая дюжина собак, черт их подери.

– Наверное, – сказала мать. – Я не считала.

– В этом вся наша беда, никто не считает! – огрызнулся Ларри. – И вот мы уже по колено в помете. Дни творения в худшем варианте. Не успел оглянуться, как из одной совы вырос целый батальон; в каждой комнате сексуально озабоченные голуби, которые озадачили бы саму Мэри Стоупс[2]; в доме пернатых, как в лавке торговца домашней птицей, не говоря уже о змеях и лягушках, которых ведьмам из «Макбета» хватило бы на многие годы. И ко всему этому ты еще добавляешь дюжину собак! Отличный пример помешательства, охватившего нашу семью.

– Глупости, Ларри. Ты, как всегда, преувеличиваешь, – сказала мать. – Столько крика из-за нескольких щенков.

– Нескольких? Этот дом превратится в греческий филиал Крафтовской выставки собак. А потом еще выяснится, что все суки, и они разом ощенятся в один прекрасный день. Одна бесконечная собачья оргия.

– Кстати. – Мать решила сменить тему. – Ты не должен говорить на каждом углу, что Марго сексуально озабоченная. Люди могут тебя неправильно понять.

Перейти на страницу:

Все книги серии Трилогия о Корфу

Моя семья и другие звери
Моя семья и другие звери

«Моя семья и другие звери» – это «книга, завораживающая в буквальном смысле слова» (Sunday Times) и «самая восхитительная идиллия, какую только можно вообразить» (The New Yorker). С неизменной любовью, безупречной точностью и неподражаемым юмором Даррелл рассказывает о пятилетнем пребывании своей семьи (в том числе старшего брата Ларри, то есть Лоуренса Даррелла – будущего автора знаменитого «Александрийского квартета») на греческом острове Корфу. И сам этот роман, и его продолжения разошлись по миру многомиллионными тиражами, стали настольными книгами уже у нескольких поколений читателей, а в Англии даже вошли в школьную программу. «Трилогия о Корфу» трижды переносилась на телеэкран, причем последний раз – в 2016 году, когда британская компания ITV выпустила первый сезон сериала «Дарреллы», одним из постановщиков которого выступил Эдвард Холл («Аббатство Даунтон», «Мисс Марпл Агаты Кристи»).Роман публикуется в новом (и впервые – в полном) переводе, выполненном Сергеем Таском, чьи переводы Тома Вулфа и Джона Ле Карре, Стивена Кинга и Пола Остера, Иэна Макьюэна, Ричарда Йейтса и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда уже стали классическими.

Джеральд Даррелл

Публицистика

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века