Сад господина Ничке

Вот фасоль, которую он посадил полтора месяца назад. Ее ростки дотянулись уже до живой изгороди и вскоре совсем отделят участок господина Ничке от владений соседа. Ничке сам не знал, что лучше: ежедневно видеть Копфа и общаться с ним или жить в своем мире, не интересуясь чужой жизнью и не выставляя свою напоказ. Ничке хозяйничал тут уже год с лишним, Копф – неполных полгода, а урожай у него лучше. Разница была не столь разительной, но достаточной, чтобы время от времени вселять беспокойство и даже вызывать зависть. Взять хотя бы те же помидоры: разве он, Ничке, не выполнял в точности все советы авторов специальных пособий? Разве жалел извести, азота или фосфора? В один из дождливых дней, поборов тошноту, Ничке даже полил все грядки жидким навозом, что, впрочем, Копф сделал раньше. Оба брали рассаду у одного и того же огородника. А все-таки помидоры у Ничке были похуже. В высоту они, может, немного и перегнали помидоры Копфа, но ботва у них тоньше, листья мельче и не такие ярко-зеленые, а на нижних ветках даже какие-то сморщенные. Вот что касается фасоли, то Ничке не чувствовал себя в опасности; Копф, полагая, что фасоль вредна для его слабого желудка, вообще ее не сажал. По правде говоря, это была легкая победа, но в конце концов не имеет значения, каким образом мы достигаем преимущества над другими, в расчет принимаются только факты! Если говорить о цветах, то здесь Копфу было далеко до Ничке. Копф, правда, говорил, что любит цветы, но, по-видимому, был лишен настоятельной потребности общения с прекрасным. Он отказался от него, объясняя это – что за мелочность! – нехваткой денег. Ничке процитировал как-то Копфу эпиграф из одного проспекта по цветоводству. Этот эпиграф, взятый из книги какого-то восточного мудреца, гласил: «А у кого два хлеба, пусть продаст один и купит на эти деньги цветы, ибо цветы – пища для души!» Копф отшутился: наверно, душа его страдает отсутствием аппетита, поскольку она не жаждет обладать цветами – ей довольно тех, что растут на лугах и в парке. Тем временем георгины, посаженные две недели назад, уже дали сильные ростки. Постепенно они разрастутся и расцветут, образуя густую шпалеру вдоль дорожки, от калитки до ступенек крыльца. Ничке не мог нарадоваться, глядя на них. Он видел их уже в цвету, словно на картинке каталога. Счастливый и гордый, что его мечта начинает сбываться, он даже испытывал нечто вроде благодарности к людям, которые пообещали ему, что в его саду будут цвести красивые цветы, и пока не подвели.

Ничке уселся в старое плетеное кресло и закурил; солнце выглянуло из-за деревьев и осветило весь сад. Он был весь во власти ласковой тишины, спокойного дыхания земли и ни о чем не думал. Ему казалось, что сама земля, словно огромное, живое тело, ритмично дышит – то опускается, то поднимается, а он удобно и надежно сидит в кресле, стоящем на груди этого великана.

Но этому погожему и спокойно начатому дню, к сожалению, суждено было стать неприятным для Ничке. Все началось с того, что Копф, который уже успел выздороветь и, как обычно, появился рано утром в саду, вдруг окликнул его:

– Добрый день, дорогой Рудольф!

Ничке уже избавился от глупого, щемящего под ложечкой чувства страха от совершенного во сне убийства, но тем не менее всякий раз при встрече с Копфом ему было не по себе. Как ни странно и не смешно, но господину Ничке казалось, будто Копф не только знал об этом, но даже словно бы участвовал в том сне в роли жертвы, и его улыбка была улыбкой соучастника.

– Добрый день, добрый день, дорогой Вильгельм. День сегодня действительно добрый и хороший, – откликнулся отдыхавший в кресле Ничке.

– А у меня к вам просьба, дорогой сосед!

– К вашим услугам! – сказал Ничке, приподнимаясь.

– Я видел у вас как-то маленькую удобную лестницу. Не могли бы вы мне ее одолжить?

– Ну, конечно, дорогой Вильгельм, я сейчас вам ее принесу.

– Не утруждайте себя. Подайте мне ее прямо через забор.

Ничке направился к беседке, где хранилась лестница. Копф пошел по другой стороне изгороди, и оба оказались в самом дальнем конце сада, который не был виден с улицы. Приняв от Ничке лестницу, Копф прислонил ее к стволу дерева.

– Я хотел бы вам кое-что сказать, хотя, возможно, мне и не следовало бы этого вам говорить. Но поскольку это касается также и вас, я не считаю себя вправе молчать. Вчера вечером меня посетил один субъект, знаете, из полиции.

– Понимаю. Ну и чего он хотел?

– Вот именно. Трудно сказать, чего он хотел. У них всегда так. Когда я его спросил, чем обязан его визиту, он сказал, что в свое время я это узнаю.

– Он был в тирольской куртке? – спросил Ничке.

– Нет. В обычном костюме. А почему вы спрашиваете?

– Я несколько раз примечал каких-то подозрительных лиц на нашей улице.