Сад камней

– И прекрасно! – надо сказать что-то такое, особенное, но Кемаль не мог подобрать слов. – Я тебя люблю и буду любить толстую и капризную. Я… Ай, я очень рад, правда!

– И я… кажется. Я не ожидала как-то, но сейчас, да, я уже тоже рада… а у тебя там что-то срочное и важное, да? Я же слышу!

– Да. Ай… ты… знаешь, я поеду в Дидим, только на один день, ладно? Завтра суббота, и если у нас тут ничего… то я…

– Я же говорю: ты всегда будешь занят, я буду капризничать, вызову Мустафу. Поезжай, не волнуйся, хоть сейчас.

Сейчас? А что, тоже мысль. Еще не поздно, через полтора часа он на месте. По-хорошему надо бы, конечно, увидеть Айше, но…

– Да езжай ты, что я, не понимаю?! Только потом все расскажешь, иначе я!..

– Станешь еще толще и капризней? Все, Айше, милая, я поеду. Позвоню оттуда.

– Подожди, а где же ты там будешь? Взял бы у Мустафы ключ.

– У Нихата есть! Ты только не волнуйся, ладно?

– А там… никакой стрельбы?

– Да нет, что ты! Просто тут… выяснилось кое-что… ладно, все потом!

Какое счастье, что она все понимает с полуслова. И вообще без слов. Интересно, с чего она взяла, что будет девочка? Еще же рано.

– …то вам все срочно, то потом занято полчаса! Не пять минут, а больше! Да? Поздравляю… так вот, слушай сюда про свой эпителий!

Когда Кемаль добрался до поселка, почти стемнело, и сосны уже принялись насвистывать и нашептывать что-то. Наверно, они чувствуют, что их никто не понимает, и сердятся, и начинают шуметь все громче, и ночью этот шум становится почти пугающим… как в пресловутых американских фильмах, сердито подумал Кемаль.

Ничего уже не воспринимаем иначе, чем через призму всех этих фильмов, прочитанных книг, виденных картин! Поэтому и не можем понять тех, кто способен размышлять о чем-то отвлеченном в саду камней.

Если я сяду в сад камней, я все равно буду думать о работе, о текущих делах, буду вспоминать факты и цифры.

Особенно цифры – сегодня целый день были сплошные цифры.

Лучше смотреть на сосны: как они качаются на фоне уже потемневшего закатного неба, как сквозь их черные игольчатые лапы выглядывает огромная луна, как…

– Нет, но как же так?! – Нихат никак не мог успокоиться и твердил одно и то же. – Неужели не он, а она?!

– Да вот так! Ты пойми: если разобраться, мы обо всем знаем только с ее слов. Фактически – слово Эрмана против ее. Но мы почему-то верим ей, да? Понятно, почему: Эрман нам неприятен, ведет себя вызывающе, он и сам, видимо, не сразу понял, в чем дело. А потом, скорее всего, понял и сообразил, что это лучшая линия защиты. Вот и помалкивал, чтобы нам не подсказать про наши же ошибки. Он вообще ни о чем таком… вроде развода, отъезда, другого мужчины… никогда не разговаривал с Эмель, понимаешь? Ему жена говорит: Эмель сказала, Эмель просила – и он через какое-то время упускает из вида, что сама Эмель не говорила ему ничего. И эти мнимые ссоры! Шейда твердит ему, что соседи ссорятся, его самого часто нет дома, и у него отложилось, что он сам их слышал. Шейда просит от имени Эмель позвонить Онуру – он звонит, тут все правда.

– Что же он, такой идиот?!

– Да нет… не думаю, честно говоря. Просто мы же не знаем, как она все это ему преподносила. Может, она им давно уже манипулировала, а он, видимо, убежден, что у нее ни ума, ни фантазии не хватит на такие выдумки. Он все время повторял: Эмель просила, Эмель то, Эмель се, он, похоже, в это верил.

– И помалкивал десять дней?! Невиновный?!

– Да, многовато, конечно, – согласился Кемаль. – Но у нее под ногтями кожа Шейды, понимаешь? Не могла она ее оцарапать в другое время, с какой стати, да и не может женщина пылесосить и вообще жить больше пяти минут с так обломанным ногтем! Это все случилось во время убийства, а Шейда потом придумала всю эту эпопею с розовым кустом. Откуда царапины? Розы то сажала, то выкапывала. Убийство в перчатках совершила – вот вам садовые перчатки мужа, на них кровь. Одежду-то окровавленную наверняка уничтожила, иначе уж совсем все просто было бы, подозрительно просто. И мужу розы эти подсунула, чтобы и у него царапины были. Вообще-то можно было тогда еще обследовать: царапины-то от роз и от ногтей разные! А теперь уж зажило все у всех!

– Да где бы мы прям так обследовали? Я сфотографировал, конечно… может, поможет?

– Не знаю, надо экспертов спрашивать. Может, и определят по фото, что царапины не от ногтей. Но у нее-то все зажило!

– О, забыл сказать: мне наши в Дидиме сказали, что на стене там, ну, где выключатель-то этот, следы крови Эмель, значит, она хотела, чтобы все думали, что Эмель еще жива. Ей из ее сада в этот перейти – две минуты. Потом ковыряйся опять в своем саду с камнями, как будто ничего… да?

– Скорее всего… и ведь почти всю правду нам выложила: и что муж ее достал, и что Эмель она не выносила, а мы не услышали… и телефоны тут у всех на виду бесконтрольно валяются: посылай какие хочешь эсэмэски, читай… слушай, давай тут покурим, что ли! Никуда она теперь не денется.

Они сели на скамейку под соснами, из-под которой, напугав их до нервного смеха, бесшумно выскочили две темные тени кошек.