Сад камней

– Никак, – как можно грубее произнес Николай. Церемонии тут будет разводить! Небось, когда своего дружка приглашала, ничего ее не смущало! Или она рассчитывала, что ее драгоценный Стас здесь будет сам за все платить?

– Лан, давай прекращай все это! Мишка мой друг, мы с ним сами как-нибудь разберемся. Отдыхай себе, места в доме полно… и вообще. Считай, что я заработал кучу денег, и мне некуда их девать. Правда-правда! Тендер вон выиграл… о, вот ты оценишь!

– Что, тендер твой? – удивилась Лана. – Да я толком не знаю, что это такое!

– Не, я тут придумал… песню! Так сказать, старая песня о главном! Про строителей песня! Знаешь, какая?

Лана удивленно промычала что-то невразумительное.

– «Лав ми, тендер!» называется! Просекла? – он с удовольствием понаблюдал, как Лана не сразу, но сообразила и, оценив его придумку, засмеялась.

– Классно! – отсмеявшись, сказала она. – Правда, классно! Я бы не додумалась! Как это ты?

– А вот так! Когда носишься с этим тендером несколько месяцев, другие слова в голову не лезут, а тут еду куда-то, а по радио Элвис – прям как мои мысли читает! Представляешь: я еду, у меня тендер этот в голове крутится, и этот так прям и выговаривает: «тендер»! Я чуть в «Жигуль» какой-то не врезался!

Лана снова засмеялась: на нее вдруг повеяло чем-то старым, незабываемым, когда они, неразлучная компания – Машка и Мишка, примкнувший к ним Коля, переименованный в Ника, и самая младшая, навязанная им взрослыми Лана – смеялись каким-то им одним понятным шуткам, перемежали свою речь английскими и французскими словечками, давали друг другу всякие занятные прозвища… хорошие ребята из интеллигентных семей – кто бы мог подумать, какими мы станем и где окажемся!

И как изменимся.

На Николае это особенно заметно: эта его напускная грубоватость, опрощение какое-то, иногда выговариваемое в телефон словечко «блин», показное (и наверняка не настоящее!) презрение к собственному образованию, к ничего не добившимся в жизни, то есть не заработавшим денег ровесникам. Наверно, без этой маски он бы вряд ли стал тем, кем он стал; наверняка на стройке он матерится за милую душу; наверняка не кристально чист перед какой-нибудь налоговой инспекцией; наверняка научился давать такие взятки, за которые не сажают, – и сам для себя объясняет это тем, что жизнь, она вообще такая.

И иначе никак нельзя.

Но иногда прежний Ник выглядывал из-под маски, и тогда с ним было легко и приятно… и, похоже, ему самому было легко и приятно с самим собой. Все-таки мы все свои – из одних и тех же книг и воспоминаний, из наших, не всем понятных шуточек, из с детства тренируемого пристрастия смешивать словечки из разных языков…

Мишка жил в соседней квартире и был всегда, сколько Лана себя помнила. Они с Машкой попали в один класс, она вечно помогала ему делать английский и допомогалась до того, что учителя стали воспринимать ее как штатную помощницу и периодически посылали к ней тех, кого им в глубине души хотелось послать куда подальше. Машка возилась с ними, объясняя правила, а отчаявшись, просто давала списывать, но Николай стал настоящим и старательным учеником.

Он был Мишкиным одноклассником и единственным другом, хотя они оба, начитавшись «Трех мушкетеров», пытались удвоить свои ряды. Или хотя бы найти третьего. Лет в пятнадцать они уже смеялись над своими попытками: «Любимый вопрос: третьим будешь? Каждый понимает в меру своей испорченности: мы про мушкетеров, а вы что подумали?»

Третьим в результате стала Машка, к которой Мишка однажды затащил упиравшегося друга Портоса, в миру Кольку, ненавидящего английский и решившего забить на него полностью и окончательно.

«Нужен он мне, этот инглиш! Перейду вон в простую школу, там моя тройка в пять с плюсом превратится!» – однако переход верного Портоса в другую школу мог быть приравнен только к гибели на дуэли и автоматически означал поражение благородного Атоса перед многочисленными гвардейцами кардинала, и допустить этого благородный Атос никак не мог.

«Ладно, так и быть, познакомлю я тебя кое с кем, – таинственно, по всем законам истинного, тогда еще никому не известного пиара, сказал он. – С одной дамой… увидишь».

«Любопытство Кольку сгубило!» – говорили они потом, когда Колька превратился в Ника и верного Машкиного рыцаря.

«Рекомендую: Мария Медичи! – представил хорошо знакомую Николаю, ненавистную отличницу Мишка и, не дожидаясь вопросов, разъяснил: – Потому что лечит от любых проблем, связанных с гнусной, придуманной нам на погибель английской грамматикой! Прошу любить и жаловать! Мадам, вот вам еще один узник замка If: ни черта не смыслит в условных предложениях!»

«Узник замка If», не ожидавший такого представления, неожиданно смутился, но, встретив отнюдь не насмешливую, а вполне доброжелательную и даже кокетливую улыбку Машки, приободрился и отвесил вполне уместный поклон, взмахнув воображаемой шляпой: «Помогите несчастному Дантесу превратиться в графа Монте-Кристо и выучить проклятый английский язык, о мудрый аббат Фариа! Мадам, же не манж па сис жур!»