– Это было еще задолго до меня. Элайна однажды обронила, что ее бабушка считала, будто над их семьей висит какое-то проклятие. Помню, миссис Картер всегда бывала разодета, и всегда всех встречала с широкой улыбкой. Но когда Элайна после университета уехала отсюда насовсем, мне показалось, у миссис Картер словно пропал смысл существования.
– А в каком университете училась Элайна?
– В Принстоне.
– В штате Нью-Джерси?
– Да.
– И после того как миссис Картер умерла, в Вудмонте уже никто не жил?
– Жили смотритель да его жена. Но о какой-то реальной жизни в поместье говорить не приходилось.
– А теперь Элайна вернулась.
– Ты ведь знаешь, что она больна? – спросила миссис Манкузо.
– Уже узнала, – обронила Либби, надеясь, что миссис Манкузо сама восполнит пробелы.
– У нее рак груди. Хирурги уверены, что все удалили, но все же для уверенности прописали ей курс химиотерапии.
– А дочь Элайны? Что с ней такое?
– Я мало знаю Лофтон. Она выросла не здесь.
– Я вчера с ней познакомилась. Она явно очень любит свою мать.
Это подспудное раздражение Лофтон в отношении Либби, видимо, проистекало из страха. Либби являлась для нее темной лошадкой, и вполне логично, что Лофтон стремилась чрезмерно опекать свою больную и, быть может, легко уязвимую мать.
– А у Элайны в университете был молодой человек? – спросила Либби.
– На первом курсе она встречалась со Скоттом Уотерсом, но потом он перевелся учиться куда-то на запад и на этом все и закончилось.
– А в каком году это было?
– Хм-м… В 1987-м.
Если только упомянутый Скотт не вернулся назад и не возобновил отношения с Элайной в период, соответствующий зачатию Либби, то он явно не был ее отцом. И насчет Теда Элайна сказала, что познакомилась с ним уже в двадцать три года, то есть после рождения дочери.
– С чего вдруг все эти расспросы об Элайне?
– Просто любопытно. Вчера вечером они приглашали меня к себе на ужин, и я, хоть убей, до сих пор не понимаю зачем.
– Так почему бы тебе ей самой не задать этот вопрос? – посоветовала миссис Манкузо. – Я всегда считаю, что лучше всего обо всем спрашивать напрямик.
Либби позвонила Элайне, зная, что медлить с этим вопросом – все равно что по чуть-чуть срывать с раны повязку. Лучше просто взять и все сразу прояснить.
Несколько раз она набирала ее номер, но то и дело откладывала телефон под предлогом то просмотра новостей, то необходимости загрузить стирку, то отредактировать фотографии с субботней свадьбы.
Потом в десять ей позвонила Сьерра сообщить, что условилась встретиться с банковским специалистом по залоговым кредитам, и это дало Либби повод еще на полчаса отвлечься от главного вопроса.
Наконец – уже к полудню – несмотря на все ее старания увильнуть, возможные предлоги у Либби иссякли, и откладывать дальше она уже не могла.
Она набрала еще раз номер Элайны и нажала «вызов». С каждым гудком сердце ее стучало все громче. После четвертого включился автоответчик:
«
Она с усилием расправила нывшие от напряжения плечи, и боль эта отказывалась отпускать. За свою жизнь Либби уже бессчетное число раз отрабатывала реакцию на подобный вариант развития событий. «
– Это Либби МакКензи, – произнесла она в телефон. Голос ее прозвучал чересчур резко, и Либби сама не понимала, откуда у нее взялся такой тон. – Элайна, я буду вам крайне признательна, если вы перезвоните мне в самое ближайшее время.
Она повесила трубку и еще долгих пять минут глядела на потухший экран мобильника, с предвкушением, надеждой и вместе с тем с леденящим страхом ожидая ответного звонка. Однако телефон молчал.
Глава 19
Элайна вгляделась в свое отражение в зеркале ванной. Щеки у нее пылали, руки даже слегка тряслись. Тридцать один год она мечтала о том дне, который сможет провести вместе со старшей дочерью. Столько лет она снова и снова прокручивала в голове, что именно скажет ей при встрече – но до сих пор не могла отыскать верные слова.