И когда на телефоне высветилось имя Либби, Элайна запаниковала и не сняла трубку. Вчерашний вечер прошел совсем не так гладко, как бы она желала. Лофтон была тяжелым человеком, и сколько бы Элайне ни хотелось с утра, перед отъездом, ее отчитать, у женщины не хватило на это духу. Лофтон была очень умной и проницательной молодой особой и всегда умела видеть то, чего не видели другие. Элайна даже не сомневалась, что с первого мгновения, как Лофтон пристально поглядела на Либби, та заметила фамильное сходство.
Большую часть жизни Элайна представляла Либби маленькой. В каждый день рождения девочки чета МакКензи присылала ей фотографию дочки. И когда Элайне требовалось как-то поднять настроение, она брала в руки тот снимок, что был сделан на первый день рождения Либби. Ее испачканное тортом личико глядело в объектив с радостной улыбкой, являвшей взору три молочных зуба. В два годика она стояла на зеленой лужайке рядом с щенком черного лабрадора. В шесть ее улыбка казалась совершенно беззубой.
Элайна всегда с радостным трепетом ждала, когда к ней прибудут эти фотографии, и потом часами разглядывала на них личико Либби, ища в нем следы собственных черт. От кого у девочки нос? И такого же ли зеленого оттенка у той глаза? Она, казалось, бесконечно могла сравнивать их лица.
Вид счастливо улыбающейся девочки на снимках всякий раз вновь убеждал Элайну, что она приняла верное решение. Но в то же время с ними возвращалась и саднящая душевная боль, которая так никогда и не прошла, – даже с рождением Лофтон. У Элайны было двое детей, и тот факт, что ее девочка-первенец не могла быть с ней рядом, являлся для нее вечной раной, не способной когда-либо зажить.
– Но ведь Либби сейчас здесь, – прошептала себе Элайна. – И это самое главное.
Ей очень хотелось поскорее навести к дочери мосты. Однако специалисты предупреждали ее не торопиться. В этом деле, мол, спешка неуместна.
И к тому же не следовало списывать со счетов Лофтон. Вчера вечером ее младшая дочь была настроена непривычно враждебно, словно сразу же четко уяснила, с кем ей довелось встретиться, как бы тщательно Элайна ни оберегала свой секрет.
Снова зазвонил телефон, и, поглядев на имя звонившего, женщина улыбнулась.
– Привет, Тед. Нормально добрался до Вашингтона?
– Успел опередить пробки и уже сижу за рабочим столом. Извини еще раз, что пришлось уехать.
– Как хорошо, когда ты здесь бываешь!
– Как ты себя чувствуешь? Вчера был знаменательный день.
Ее муж знал о существовании Либби еще с их третьего свидания. Она уже не сомневалась, что по-настоящему любит его, но Элайне было важно, чтобы он принял ее ребенка. Без всякого притворства Тед с улыбкой разглядывал вместе с ней фотографии, что регулярно присылали супруги МакКензи.
– Я в порядке, – ответила ему Элайна. – Так чудесно, что Либби вновь была с нами.
– И у нее, кстати, твой нос.
«У нее твой нос». Это было первое, что она услышала от Теда, когда впервые показала ему свое бесценное сокровище – фотографию годовалой Либби. Услышав искренность в его словах, Элайна полюбила его еще сильнее и глубже, и именно в тот момент она решила, что согласится выйти за него замуж.
– Что нашло вчера на Лофтон? – подивился Тед. – Быть такой резкой совсем на нее не похоже.
– Как будто она знает правду.
– Но откуда?
– Она не только очень умная, Тед, но еще и восприимчивая девушка, с глубокой интуицией. Тебя она не спрашивала насчет Либби?
– Нет, но она действительно что-то подозревает. Это вообще очень похоже на Лофтон: прикидываться, будто она знает больше, чем на самом деле, в надежде, что ты сама же проболтаешься. Я перестал попадаться на эту уловку, еще когда она была в седьмом классе.
Элайна невольно улыбнулась, припомнив, как в том возрасте вся переносица у Лофтон была усыпана веснушками.
– А ты боишься сообщить Лофтон все как есть? – спросил Тед.
– В какой-то момент ей все равно придется сказать правду. Такие вещи невозможно скрывать вечно.
Просигналил автомобиль.
– С чего у тебя такой встревоженный голос? – забеспокоился Тед.
Элайна потерла заднюю часть шеи.
– Просто мне утром позвонила Либби.
– А разве это плохо?
– Учитывая вчерашний вечер и судя по ее голосу в автоответчике, она, похоже, все знает.
– Откуда?
– В прошлом году, в ноябре, я передала ее отцу адресованное Либби письмо от Оливии. Надо полагать, она его нашла.
В эфире повисла тишина. Элайна знала, что Тед держит при себе свои мысли о докторе МакКензи. Его никогда не радовала необходимость хранить эту тайну, но он неизменно уважал желание Элайны.
– Мне показалось, Элайна, она замечательная женщина.
Она насупилась.
– Хоть я не вправе претендовать на ее достоинства, но все же я ею горжусь.
– Почему ты не вправе на них претендовать?
– Потому что не я ее вырастила.
– Однако в ней твоя ДНК. А это большая часть того, что она собою представляет.
– МакКензи вложили в нее очень много хорошего.
– Однако без тебя им бы этого не удалось.
Элайна вскинула подбородок.
– Я знаю. Просто меня терзают сомнения.
– Ты обязательно должна ей перезвонить.
– А что, если я выложу Либби всю правду и в итоге она меня возненавидит?