Он спрятал розу в руке, и все, что я мог видеть, была тыльная сторона его ладони, затем поднес руку с розой к лицу, широко раскрыл свои глубокие карие глаза и, слегка наклонив голову вбок, взглянул, а потом и пристально вгляделся в розу сам. Мне были видны только его глаза, но в этих глазах я увидел какое-то чувство необычайного удовлетворения, было заметно, что эта роза вызывает у него огромную радость. Я понял тогда, что он видит нечто такое, что мне в моем нынешнем состоянии никак не увидеть: он испытывал некое состояние абсолютного блаженства, вызванное вещью, на которую вроде бы глядел и я, и вместе с тем я осознал, что это не могло быть той же вещью, на которую глядел я. Гаутама накрыл розу рукой и повернул ко мне свои сияющие глаза.
– На мгновение, – тихо проговорил он, – ты видел розу до того, как успел подумать «роза», и тогда перед тобой мелькали какие-то простые формы и цветовые пятна. Потом твой ум определял это как розу.
Несчастный муравьишка тоже ощущал те же самые формы и цвета, но чувствовал только опасность и смерть и думал только о том, как унести ноги. Когда я смотрел на те же цвета и набор простых форм, что и вы с муравьем, я видел всю бесконечность, ум всех и каждого живого существа, и испытывал к ним беспредельную любовь. – Гаутама замолчал и закрыл глаза, как будто давая время моему разуму осознать его слова и хорошенько их обдумать, прежде чем он продолжит. Затем он снова убрал руку, показав розу, открыл глаза и спросил меня: – Кто же из нас троих видел эту вещь правильно? Что это за вещь? Роза? Или Лорд Смерти? А может, человечность и совершенная любовь?
В его присутствии мне казалось, что у меня не мой прежний ум, а ум, принадлежащий какому-нибудь великому и Пробужденному святому, поэтому я не чувствовал ни колебаний, ни необходимости отвечать словами. Вещь, которая была в его руках, одновременно была и каждой из перечисленных им трех, всеми ими сразу, и ни одной из них. Для каждого из трех существ, которые глядели на нее, она действительно была тем, что они в ней видели; она была суммой всех вещей, которыми она казалась всем троим; она никогда не смогла бы стать тремя различными вещами одновременно. Она была тем, что каждый видел в ней.
Он снова накрыл розу рукой и сделал паузу. Потом наклонился и жарко зашептал мне:
– Теперь смотри на нее, как на вечность. Смотри на нее, как на все человечество, и познай ту любовь, которую я сам испытываю к каждому из вас.
Он убрал свою руку в каком-то радостном возбуждении, почти в трансе, я с нетерпением взглянул в его ладонь и увидел – простую алую розу.
Я в разочаровании закрыл глаза и устало сказал только:
– Не могу.
– Знаю, – ответил Будда.
– Но почему?
– Ты и сам прекрасно знаешь почему; ты видишь только то, что тебя заставляет видеть твой ум; ты видишь только то, что позволяют тебе видеть кармические отпечатки в твоем уме. Даже если ты смотришь на ту же самую вещь, в которой я вижу бессмертие, всю беспредельность жизни и чувствую бесконечную любовь к ней.
Я закрыл глаза и подумал: «роза». Я открыл глаза и увидел «розу».
Будда поднял ноги на скамейку, скрестил их под монашеской одеждой и погрузился в медитацию. Я тоже скрестил ноги и последовал за ним. Повисла тишина. Сначала исчезли все звуки Сада, потом все его запахи и само чувство Сада, потом я утратил ощущение того, что я сижу в Саду, и наконец я потерял даже мышление, даже мысль о себе самом. Это было совершенное и полное спокойствие.
Я увидел пустоту. Была только пустота, и я увидел ее. Больше не было ничего.
Когда все закончилось, вещи начали возвращаться. Я почувствовал, что спускаюсь, потом ко мне вернулось осознание самого себя. И в тот же момент я осознал, что только что в первый раз видел пустоту.
И тогда я осознал, что видел Просветленного, и окончательно уверовал, что Просветленные существуют на самом деле.
Тогда я окончательно осознал, что и сам стану Просветленным в течение семи жизней, а значит, узнал, что мои будущие жизни действительно существуют.
Я осознал, что следую истинным Путем.
Я осознал, что когда я стану Просветленным, меня больше не будут называть моим именем.
Я осознал, что эти семь жизней будут счастливыми, в них не будет больше настоящего страдания, что я буду окружен любящими родителями, опытными и добрыми учителями, духовными собратьями и учениями, – всем тем, что мне будет нужно, без изъяна.
Я осознал, что все, увиденное мною, было истинным. Что я не смогу больше сомневаться в этом снова и снова. Я знал, что не ошибся, не был введен в заблуждение, не грезил наяву и не повредился рассудком. Я осознал, что никто и никогда – кем бы он ни был, что бы он ни говорил – не заставит меня сомневаться в том, что я видел.
Я осознал, что понимаю все, о чем говорится в каждой священной книге мира; я осознал, что полностью впитал в себя великий океан знаний, как будто его уменьшили до детской слезинки. И я осознал истинность этих священных книг и узнал, что должен отдать свою жизнь, чтобы они остались в этом мире для тех, кто придет после меня.