Сад признания

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Я познала садовника Рабуни.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Я познал, как привозят синих людей, посиневших от того, что попали под колеса трамвая; я познал тарифы принститутки Реомитры на вокзале Муальзюль; я видел три взмаха расчески о двух зубцах стоимостью в один франк на улице Пепиньерок, д. 8; я познал ритуальные услуги, сдавшие меня в мясную лавку; я познал то, что увидел, как Иванжан просто так спрашивал мир: «Мир, ты и есть мир? ты и есть мир?»; и я видел мир, который спрашивал у человека: «Разве мир — это то-что-осталось-от-времени, оставшегося нам для самокопания?»; я познал подмясничьи Коротышки и древесные мои останки, выпотроброшенные на пляжу.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Вы прожили как пес Потагр, признавшийся, что он прожил как змей Горыныч.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Вчера я призову Пса Почти Молодца и скажу ему: Пес почти Барбос, я тебя съем.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Я стражду соединиться с вами единением всех наших дыр, чтобы срастались все наши отверстия, чтобы затем поменялись местами наши конечности, чтобы сущая моя рука стала воистину на место вашей руки. Я стражду соединиться с вами живым во плоти в этот самый восхитительный час.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Если Бог не попустил, чтобы мы глаголили, как нам понять друг друга? Если Бог не создал нас глаголя, что остается нам, чтобы слушать его? сможем ли мы удержать хотя единое его слово?

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Мы прислушиваемся к нашему животу в его глубинном бормотании, но если мы тихонько войдем туда, куда он нас приведет?

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Наверняка существует еще проход сквозь смерть, и он — в отверзаемых устах[68]. Я жажду видеть. Разинь же пошире дыру, откуда мы все вышли! О, как велики губы отверстия того, где вы жили. И вот теперь — вы — навеки — с разинутым ртом и вашей мыслью о былом.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Истинная любовь только тогда жива в нас, когда мы глубоко спрятаны и для внешнего мира закрыты. Потому что мы — словно две лопнувшие мишени, из лучшего мира пришедшие.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Это верно: истинная любовь царит в нас, когда, с отрубленными головами, брякочем мы песнями своими в надежде на неведомые миры.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Подобно тому и истинная радость снисходит в нас каждый раз, когда прислушиваемся мы в могиле к истинному умиранию Божества.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Преступление свое мы совершили своими устами и отверстиями, отверзя их. Такими были и наши первые родители, когда решили они умертвить самих себя, чтобы в детях своих стать собственными своими отцами и матерями.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

В любви есть преступление, нам неведомое.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Да, совокупились мы, чтобы стыдно стало двум древним ликам мира, разъединенным между собой.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Расскажите же.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

«Приди, — сказал он мне, — ибо я хочу содеять с тобою срам». И свершали мы срам до наступления утра.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Когда в последний раз вдвоем вы совершали срам?

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Осудительно высоко задирали мы ноги свои и треноги свои нашей опорно-двигательной системы; а затем сквозь отверстие диагонально замкнутого тела выходили мы на изнанку мысли. Мы находимся в мире, которого могила — одна лишь видимость, и все же неглубока она и все более спрятана. Смерть где угодно, например, в этих булыжниках, брошенных в тебя. Смерть — это любой из камней, брошенных в него: и он удаляется, стоит лишь ее схватить. Из Чего составлен мир.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Теперь, когда вы смотрите на этот мир пристально, он кажется вам абсолютно кругообразным.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

На сегодняшний день мы имеем всего лишь три дыры из множества возможных, в которые можно самоуглубляться, но две из них наглухо закупсорены зеркалом, о коем нам ничего не ведомо. Здесь, в этом вместилище смерти, мать моя неожиданно сказала мне: «Погодим глядеть в это вместилище смерти». На следующий день наступил черед отца, и он сказал: «Пойди на улицу опрокинутых табличек и скажи им, что сотворение мира залито кровью». И мир ответил: «Дети, дети, спите же отныне в океане крови». Все кончится тем, что кровь человечества притечет притоками и мы обернувшись глаголя сможем отныне предчувствовать то, во что она выливается. Почему вы смотрите на меня в месте, называемом здесь? Какими дырами, живущими в твоей голове, ты все еще думаешь, что видишь меня?

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

То внутренние ваши зеницы, что видят язык, в коем обитаете вы: остальная часть вашего тела умирает, как окровавленный мир, что томится в ожидании пред вами.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Если биением черепа взрывались бомбы вдали, то случилось это потому, что земля родилась из числа Один, произнесенного в смехе и упавшего с гробницы Дитяти Лепетушки.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Мысль, изреченная вами, не есть моя мысль.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Что есть твоя мысль?

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Мнение мое таково, что тело мира опасно посмертно. Ибо здесь — жить на языке смерти означает выживать на языке жизни. Я смогла избежать части ошибок основополагающих, бывших следствием последствия.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК: