Сад вечерних туманов

Смотрителем сада был кузен Старого Мистера Онга, он и приветствовал нас по всем правилам церемониала, подобающего человеку такого богатства и положения, каким был Старина Онг. Смотритель выселил жену с дочерьми из своего дома, предоставив его нам. Моя мать, казалось, готова была заплакать, когда увидела обшарпанную одноэтажную деревянную развалюху, которой предстояло стать нашим новым домом, она пришла в еще больший ужас, когда выяснила, что нам придется пользоваться удобствами во дворе. Она тут же захотела обратно, домой, на Нортхем-Роуд, однако отец держался твердо.

Мы с Юн Хонг быстро привыкли к жизни в развалюхе. Все дни мы проводили в саду. Только-только начинался сезон дурианов, и воздух был пропитан запахом усыпанного шипами созревающего «короля фруктов». А Пун, смотритель, призывал нас к осторожности: «Он может убить, лах, если упадет вам на голову». Меж деревьями натянули сетки для подхвата плодов. Вышагивая под ними, я воображала себя внутри циркового шатра, смотрящей вверх на страховочные сетки акробатов. Всякий раз, заслышав по треску ветвей, что падает дуриан, мы быстро бросали взгляд вверх, просто для того, чтобы держаться от опасности в сторонке. Юн Хонг этот фрукт терпеть не могла, зато я обожала его едкую мясистую мякоть. «У тебя изо рта пахнет, — жаловалась мне сестра, когда я объедалась ими. — Ни один мужчина не захочет поцеловать тебя».

Мы частенько спускались на пляж, трепеща от радости, что он в полном нашем распоряжении. То было время — редкое в моей жизни, — когда можно было плавать, не беспокоясь о том, что кто-то пялится на тебя, смеется и отпускает ехидные замечания. Эта часть Пенанга выходила на Андаманское море, и раз я даже видела небольшое стадо китов, фонтанчики от их дыхания вырывались из воды. Плыли они так близко к берегу, что мне удалось сосчитать прилипал на их коже и услышать, как киты дышат — гнусаво, гулко, будто бормочут в резиновый шланг. Звук вроде бы и знакомый, а вроде и какой-то потусторонний…

Я забиралась на камни и сидела там часами, наблюдая за ними, пока не наступал вечер и их присутствие выдавали только шумные вздохи. Киты оставались в заливе целую неделю, а потом, в одно утро, их не стало.

Было бы легко позабыть, что мы находимся в гуще войны, но раз в неделю А Пун, вернувшись с продуктами из деревни в нескольких милях от сада, сообщал новости. К-Л пал, а потом и Сингапур. Тысячи анг-мо были отправлены в лагеря для интернированных. «Азиатская сфера совместного процветания»[224] реализовалась: при том что Япония отхватила львиную долю этого процветания.

Кэмпэйтай принялась прочесывать Пенанг: они вылавливали людей группами и увозили их на грузовиках. Старый Мистер Онг остерег А Пуна от появления в деревне на какое-то время. Однажды днем отец велел нам отправляться в дом А Пуна. Все женщины, в том числе и жены Старины Онга, выстроились в очередь к жене А Пуна, которая стригла им волосы. Было решено, что нам следует выглядеть как можно непривлекательнее.

Тогда-то в самый первый раз я почувствовала настоящий страх.

Мы уже около пяти месяцев жили в дуриановом саду, когда Кэмпэйтай добралась до Старого Мистера Онга. Тайная полиция разыскивала его. Разыскивала она и моего отца. Полицейские приехали на двух грузовиках, они согнали нас всех к дому А Пуна. Мы стояли на коленях под полуденным солнцем, подняв руки за головой. Некоторым из работников сада удалось ускользнуть в джунгли, едва они заслышали приближающиеся автомобили Кэмпэйтай, но у нас такой возможности не было.

Да и потом — куда нам было бежать?

Офицеры Кэмпэйтай знали о нас все в подробностях. Они сличили наши лица с фотографиями в своих досье. Велели Старому Мистеру Онгу и моему отцу зайти в дом А Пуна. С того места, где мы стояли на коленях, было слышно все: грубые крики, побои, стенания от боли, переходившие в нечеловеческие вопли. Младшая из жен Старины Онга потеряла сознание. Я слушала, пока совсем не перестала узнавать голос отца. Потом в доме наступила тишина.

Офицеры вышли из дома без моего отца и без Старого Мистера Онга. Они отдали приказ, и их солдаты стали хватать, поднимая нас на ноги, одного за другим, и тащили к грузовикам: всех сыновей Старого Мистера Онга с их женами, дочек-подростков А Пуна, жен и детей рабочих.

А потом схватили и нас с Юн Хонг.

Воздух наполнился воплями, наши родные умоляли японцев отпустить нас. Когда я попробовала встать на ноги, мне показалось, что в них совсем нет костей. Я не могла дышать. Охранники заталкивали нас в кузов грузовика. Моя мама заголосила. Я в жизни не слышала, чтоб она так кричала! Солдат толкнул ее, а потом, уже упавшую, пнул ногой, еще раз, и еще. Он пинал ее в лицо, в голову, в живот. Я отделилась от остальных узников и бегом бросилась к матери. Охранник с маху ударил меня прикладом в живот. Я сложилась пополам и рухнула на коленки. Такой боли я никогда прежде не испытывала. С усилием сглотнула обратно вонючую рвоту, подступавшую к горлу.

«Вставай, Линь! — смутно расслышала я крик сестры у себя за спиной. — Встань, а то он убьет тебя!»