Сад времени

Было облачно и душно — и, как на вспомнившейся Бушу картинке, никто из чудовищ не отбрасывал тени. Снова ему припомнился тот разнесчастный день, когда мать сказала, что больше не любит его, и подтвердила слова тем, что заперла его на весь день в саду. Буш хотел бы, чтобы симпатяга бронтозавр внезапно высунул голову из-под медленно струящейся воды: это помогло бы ему развеяться. Но водную гладь никто не тревожил. Потому как Эпоха Рептилий никогда не была так перенаселена, как Эпоха Людей.

Боль постепенно стихала, словно впитывалась в прибрежный песок. Буш попытался собрать разбегающиеся мысли и навести ясность хотя бы в некоторых из последних событий.

Ясно, Стейн решил, будто Буш преследовал именно его. Но если Стейн околачивался здесь, значит, Лэнни со товарищи тоже шляются где-то поблизости. Их присутствие объясняло и исчезновение Энн: Лэнни, вероятно, изловил ее и теперь держит под замком… Да нет же, старый параноик, все наверняка не так ужасно: она как пить дать сама помчалась к своему дружку, стоило тому появиться. И при этом бурно радовалась, что наконец избавилась от его, Буша, нескончаемой заумной болтовни. Что ж, пусть себе катится, скатертью дорожка! И все-таки, все-таки…

Но одно было предельно, кристально ясно: здесь ему больше нет дела ни до кого и ни до чего. Он огляделся и понял — даже Леди-Тень покинула его. Все, пора домой, хоть там его и ждет добрая головомойка в Институте. Его старое доброе «настоящее» уже заждалось его.

IV. Лишь нечто большее, чем смерть

Странствия Духа были сравнительно легким делом для освоивших Теорию Уинлока. Но возвращение в «настоящее» оставалось столь же болезненным и трудоемким процессом, как и появление на свет. Ведь, по сути дела, это являлось вторым рождением, и человеку грозили те же опасности, что и при появлении из материнского чрева. Какая-то еще не исследованная часть мозга вела Буша к намеченной цели в кромешной тьме по бесконечному лабиринту.

Но вскоре в его сознание ворвался свет. Он лежал на кушетке, и неизъяснимое спокойствие теплой волной растекалось по телу.

Наверное, он дома.

Буш медленно открыл глаза: да, так и есть. Он вернулся на Стартовую Станцию, с которой когда-то начал свой долгий путь.

Он находился в некоем коконе, в изолированной комнатке, не отпиравшейся с того зимнего дня две тысячи девяностого года, когда он отправился в прошлое. Прямо над его головой помещалась капсула, внутри которой поддерживалась жизнь кусочка ткани его тела и четверти пинты его крови. Они, как якорь, привязывали его к «настоящему», чтобы обеспечить его возвращение домой.

Буш сел, разорвав пластиковый кокон, — точно так же, как вылуплялись рептилии из своих Амниотических Яиц (пропади они все пропадом) — и оглядел комнатку. Часы-календарь, не дожидаясь вопроса, заявили, что сегодня вторник, второе апреля две тысячи девяносто третьего года. Вот так штука!

Буш и не подозревал, что отсутствовал так долго. Всегда чувствуешь себя ограбленным, когда по возвращении вдруг обнаруживаешь, сколько времени прошло в твое отсутствие. Ибо прошлое — это вовсе не реальность; это — воспоминания, иллюзия, если угодно. А реально настоящее существует только по той системе мимолетного времени, которую изобрело человечество себе во вред.

Выбравшись наконец из кокона-яйца, Буш посмотрел на себя в зеркало. Среди стерильного окружения он выглядел настоящим бродягой и оборванцем, чумазым похуже Энн. Он всучил свои мерки автомату, и через минуту из недр машины выскочил новый, с иголочки, комбинезон. Буш разделся, снял с решетки-обогревателя чистое полотенце и прошлепал в душ.

Каким блаженством показался ему тугой водопад горячих струй! Бушу снова припомнилась Энн, давно не мытая, затерявшаяся где-то в дальней, стародавней эпохе, что для него самого уже обернулась плитой песчаника. Теперь придется привыкать к мысли, что она была лишь одной из мимолетных точек на линии его жизни — пройденной и полустершейся в памяти. Поскольку нет никакой надежды на то, что они свидятся снова.

Через четверть часа Буш был готов к тому, чтобы покинуть свое убежище. Он позвонил, и на звонок явился служащий — отперев дверь, он ненавязчиво вручил вновь прибывшему счет за комнату и услуги. Буш тихо присвистнул, увидев количество нулей; но пусть об этом болит голова у других: все расходы возмещались Институтом. Надо бы явиться туда с отчетом, эдаким оправданием в том, что два с половиной года потрачены не зря. Но сначала — домой, исполнить святой сыновний долг. Все, что угодно, лишь бы оттянуть тягостный момент вручения начальству отчета.

Вскинув на спину ранец, Буш направился к выходу по коридору. По обе стороны мелькали двери — Два бесконечных ряда дверей, за которыми сотни таких, как он, бедолаг искали спасения в прошлом от настоящих проблем. В фойе, на потолке, расположился один из его группажей. Когда-то Буш очень гордился им; теперь он внушал ему отвращение — Борроу затмил все его шедевры. Запретив себе смотреть вверх, он вышел на улицу.

— …Такси, сэр?

— Подарок домашним, сэр, посмотрите!