Сад зеркал

«Голову остудить надо», – сказал наш шериф.

Зеленого я поймал на пешеходном переходе и остановил.

– Доброго здравия, преподобный, – уныло промямлил Зеленый, рассматривая носки своих ботинок.

– И тебе того же, друг мой. Что-то ты совсем потерялся, давно тебя не видно. Все ли хорошо, может, помощь какая требуется?

– Не извольте беспокоиться, преподобный. Жизнь налаживается. Даже на нашем сером небе обязательно появятся синие тучки.

– Тогда рад слышать. Подбрось да выбрось, если что будет тебе надо, ты обязательно обращайся.

Я уже собирался отпустить Зеленого, пусть идет своей дорогой, когда увидел странного человека. На Большом Истоке мне еще не доводилось встречать такое чудо.

Он шел по противоположной стороне улицы. Мужчина средних лет в джинсовых брюках, сиреневой рубашке с расстегнутым воротом, поверх рубашки наброшен пиджак. Одна половина его ярко-красная, другая зеленая. На красной половине нашиты золотые звезды, зеленую украшало серебряное дерево. Большие черные лакированные туфли с острыми носами аккуратно ступали по мостовой. Черная густая борода скрывала нижнюю часть лица, верхнюю прятали огромные солнцезащитные очки. На голове широкополая фетровая шляпа черного цвета с длинным павлиньим пером.

– Подбрось да выбрось, вот это попугай! – воскликнул я.

Зеленый обернулся, и мне показалось, что он испугался. Яркое пятно на нашей улице явно его встревожило.

– Ты знаешь этого парня? – спросил я.

– Нет, – сказал Зеленый.

Чувствовалось – врет.

– Может, ты про него что слышал?

– В народе его зовут Руфус Бродяга. Он всего несколько дней на Большом Истоке, но уже успел всех поразить своим диким видом. Не человек, а попугай залетный.

Зеленый больше ничего не сказал. Он торопился домой, и я отпустил его. Проводив взглядом Бродягу, я поспешил в Храм, где должна была скоро начаться служба. Но Руфус Бродяга не выходил у меня из головы. Нутром чуял, ничего хорошего от него ждать не приходится.

* * *

– Убийство. Чистое убийство. И никакого суицида быть не может, – твердо заявил Ник Красавчег.

Он заехал ко мне после службы, чтобы сообщить, что у нас появилось новое дело и ему срочно требуется моя помощь. Признаться честно, я этому не обрадовался. С одной стороны, чувствовать себя нужным – это просто прекрасно. Но в нашем случае это означает, что кто-то расстался с жизнью или произошло еще чего похуже. Тяжело знать, что ради твоего профессионального удовольствия кто-то жертвует жизнью или лишается чего-то важного. Но не мы придумали правила игры, не нам их менять.

– Объясни толком, что произошло. А то устроил крик, словно апокалипсис не за горизонтом.

Ник нахмурился, скорчил рожу, так что можно сразу на обложку глянцевого журнала, и заявил:

– Майкл Гнутый, авторитет из авторитетов, ты про него слышал, он глаза умеет отводить, даже кентавров вокруг пальца обвести может. А сегодня найден в петле. Сдается мне, что не сам он петельку скрутил, а кто-то ему помог.

– С чего ты решил? – спросил я.

– Гнутый опытный мужик. Не станет он просто так в петлю лезть. Была бы причина, оно тогда понятно. Но видимых причин нет. Я уже навел справки у знакомых и близких, и по всему выходит, что Гнутому в последнее время несказанно фартило. То джек-пот сорвет в казино «У Прокопыча», то вот накануне сообщение ему пришло от нотариуса, что наследство он получил. Какой-то дядюшка с Большой земли окочурился и все состояние Гнутому отписал. А там, по всем данным, сумма кругленькая. Ну с чего мужику в петлю лезть. От счастья голова кругом пошла? Так, что ли?

Если Ника послушать, то все гладко выходило. Но в любом случае все проверить надо, прежде чем приговор выносить.

– Поехали, посмотрим, – предложил я.

– Давай лучше долетим. Небо свободно. Зеленый на весь мир обижен, поэтому в небесах тишь, гладь, божья благодать, никого не видать.

– И то верно говоришь, – согласился я.

Иногда полезно размять старые кости, тряхнуть стариной, показать себя во всей красе. Шериф и преподобный в небе – это хороший знак. На Большом Истоке все спокойно, можно ни о чем не волноваться.

И мы полетели.

* * *

Альтеры высоко ценят человеческую жизнь, в особенности свою собственную. Вынужденные жить в резервации, мы ценим каждое мгновение жизни, каждый ее глоток. Именно поэтому суицид – явление уродливое и странное. Оно сразу бросается в глаза и вызывает подозрения. Когда Ник сказал мне, что Марк Гнутый влез в петлю, я ему не поверил. Но когда я увидел его в петле, покачивающегося под воздействием ветерка, не смог сдержать изумленного возгласа:

– Подбрось да выбрось!!!

Страшная картина. Здоровый мужик. Всегда в авторитете. Казалось, он удачу у Бога с рук склевывает, а тут такой поворот событий. Гнусь какая-то. И еще этот сквозняк. Если окна закрыть, вонь будет.

– Что вы можете сказать о происшествии? – спросил я у молодого кентавра, отвечавшего за место преступления.

– Внешне ничего такого, – замялся он. – Есть следы пьянки на двоих, но когда она состоялась, пока сказать не можем. Такое ощущение, что тут полгода никто не прибирался, так что, может, со старых времен осталось. Следов борьбы нет.