Через некоторое время начались проблемы с пуховыми козами. Животные стали беспокоиться и худеть, как будто нечто неведомое преследовало их неотступно. Отец и дед испробовали все известные им настои для успокоения скотины, но ничего не помогало. Тогда они позвали ворожея из-за леса, и ворожей сказал, что в эти места пришло порождение злобы, которое мы сами накликали. И все поняли, что синий дух холодных течений услышал обещание моей матери и явился по её душу, и что теперь нашему семейству не будет покоя, пока синий дух не получит своё.
С того дня мать стала чахнуть на глазах, а потрясенный отец не находил в себе сил, чтобы заниматься хозяйством по-прежнему. Он как мог заботился о матери, но она хирела так же, как прежде – животные. Наше небольшое стадо стало поправляться, но недостаточно быстро. Соседи боялись синего духа и стали реже приезжать к нам за молоком. Сестра бродила по дому безучастной тенью, ни в чем не участвуя и никак не проявляя своих чувств.
Матери не стало через два месяца, а после её смерти снова принялся худеть скот, и в этот раз дело дошло до падежа. Следующей весной у нас уже не было ни одной пуховой козы, и тогда зараза перекинулась на овец. Однажды дед решил остаться в хлеву на ночь: вдруг, сказал он, по ночам во двор пробираются дикие звери, которые пугают овец. Ясно было, что это не так – если бы звери приблизились к дому, собаки подняли бы шум, но по ночам все было тихо. Тихо было и этой ночью, а утром мы нашли в хлеву мертвого деда с рваной раной в животе. Судя по всему, смерть наступила не от боли и не от потери крови, а от яда, что попал в рану вместе… с чем? Мы не знали. Крови вокруг его тела не было вовсе, словно она растворилась в воздухе.
С того дня никто из соседей не покупал у нас мясо и шерсть. Они вообще почти не появлялись – все боялись неведомого зла, жертвой которого стало наше хозяйство. Только несколько орков предложили перебраться к ним всем остатком нашего семейства, оставив гиблое место. Но отказ отца был ими принят с явным облегчением.
Удивительно: семьи в моих родных краях дружат между собою веками, и любую видимую, понятную угрозу соседи встретили бы с нами плечом к плечу. Но необъяснимая напасть, как постыдная болезнь, сделала нас изгоями.
Отец стал замыкаться в себе, сестра уже давно жила в своем собственном призрачном мире, а я была совершенно растеряна. Вначале я ждала, что отец объяснит, как мы теперь будем жить, но быстро поняла, что он тоже этого не знает. Мы были как брошенные дети на своей земле, которая теперь казалась такой огромной и пустой.
Я очень тревожилась, ночами подолгу не могла уснуть, ворочалась и думала: что будет со мной, с отцом и с сестрой? Мы оказались предоставлены сами себе, и никто не понимал, что теперь нужно делать. Мы умели только заботиться о скоте да ухаживать за огородом, мы знали, как жить в семье и в окружении добрых соседей. Теперь из всего этого остались только огород и угасающие огоньки семейного очага.
И вот однажды ночью, когда я лежала без сна и предавалась горьким думам, я услышала в доме какую-то возню, а затем – восклицание отца. Мне показалось, его голос звучал испуганно. Я тоже испугалась – вдруг ему стало плохо, а может быть, на него напали?
Я побежала к нему в комнату и то, что я там увидела… Отец катался по полу, пытаясь сбросить тварь, что вцепилась в его спину и вгрызалась клыками в его шею. Он страшно стонал и хрипел, а тварь издавала дикое урчание голодного зверя. И когда отец повернулся, я увидела, что тварь на его спине – это моя сестра. Лицо ее, страшно бледное, испещряла темная сетка вен, глаза из карих стали вишнёвыми, изо рта торчали окровавленные клыки. Она обхватывала отца руками и ногами, пытаясь снова вонзить зубы в его шею, а он уже не стонал, а кричал и мотал головой, и бился спиной о стену, пытаясь сбросить сестру. От последнего, самого мощного удара что-то внутри у неё хрустнуло, она яростно завизжала и рванула когтями его грудь.
Отец взревел от боли, и тут я наконец очнулась. Схватила первое, что подвернулось под руку – большой ключ от домашней двери, и воткнула его в глаз сестре. Она взвыла так, что в ушах у меня зазвенело, и кровь её полилась на плечи отца, черная и вонючая. А я вытащила окровавленный ключ и воткнула во второй её глаз.
Она издохла тут же. А отец умирал до полудня, мечась в жару и в бреду. Его убил яд, который попал в тело с когтей этой твари. Я делала ему примочки на лоб и пыталась вливать в рот очищающий отвар из древесной коры, но ему становилось все хуже и хуже, и к рассвету я поняла, что уже ничего не смогу сделать. Я просто сидела рядом, держала его за руку и плакала. Плакала, пока не провалилась в беспамятство. А когда пришла в себя – он уже не дышал.
Отца я хоронила одна, на семейном кладбище за домом. А тело твари утащила в лес и бросила там гнить. Сама я ушла из дома на следующий день.