Садовник и плотник

Конечно, многие технологические и культурные новшества рассчитаны на высокий уровень навыков и разработаны взрослыми. Но даже в этих случаях детская тяга к новизне способна изменить способ, которым следующее поколение усвоит эти инновации. Один из парадоксов культурной передачи заключается в том, что взрослые склонны усваивать поведение, которое они наблюдают у большинства других взрослых, – мы по природе своей конформисты. Однако многие инновации по определению начинаются как нечто, что делают лишь считанные единицы. Тот факт, что именно молодые люди, и в особенности подростки, с большей готовностью готовы принять относительно широкий спектр необычного поведения, гарантирует, что даже очень необычные изобретения сохранятся и будут переданы дальше.

Итак, детство на самом деле вовсе не какая-то “эпоха невинности”, в течение которой дети защищены от технологических и культурных перемен; напротив, детство и есть тот тигель, в котором отливаются эти перемены. Это одновременно и период, когда инновации легче всего усваиваются, и – особенно у подростков – период, когда они легче всего возникают.

Читающий мозг [246]

Мы склонны думать об инновациях нашего собственного поколения как о “технологиях”, в то время как инновации прошлых поколений представляются нам просто материальными объектами. Однако напечатанные на бумаге книги и сработанные плотником деревянные столы у меня в кабинете – такие же образцы высоких технологий, как компьютер или смартфон; просто эти технологии немного более старые.

Мы можем попытаться спрогнозировать, как повлияют на нас новые технологии, оценив влияние тех технологий, которые мы уже освоили и используем на протяжении многих поколений. Сейчас, в эту самую минуту, вы заняты всего лишь тем, что водите глазами по белой странице, испещренной черными значками, – но при этом вы ощущаете, что полностью погружены в книгу. Подобное превращение совершенно условных значков в живое эмоциональное впечатление – одна из величайших тайн человеческого разума и мозга. Она еще более загадочна потому, что чтение – это совсем недавнее изобретение. Эволюция не готовила наш мозг к тому, что он будет уметь читать.

Каждый раз, когда вы ставите на каком-нибудь сайте галочку в проверочном тесте “я не робот”, вы отдаете неосознанную дань уважения сложности и тонкости читающего мозга. Самые продвинутые спам-боты неспособны даже распознать буквы так же хорошо, как это делаем мы, – не говоря уже о том, чтобы понять смысл слов в книге, составленной из тысяч и тысяч таких букв.

Когнитивная наука показала, что простейшие функциональные действия – способность говорить, видеть, запоминать – суть результат чрезвычайно сложных вычислений в мозге. Чтобы преобразовать записанную последовательность условных символов в мысли и понятия, требуется не менее умный мозг. Но если речь, зрительное восприятие и память – плоды сотен тысяч лет эволюции, то столь же сложные вычисления, задействованные в чтении, возникли всего несколько тысяч лет назад.

Как такое возможно? Чтобы читать, мы задействуем части мозга, которые изначально предназначались для других целей. Но мы также меняем и создаем новые участки мозга, предназначенные исключительно для чтения.

Образы, которые мы используем, чтобы создать буквы нашей письменности, отражают образы, которые приматы используют для распознавания объектов. В конце концов, я могла бы использовать первую попавшуюся закорючку, а не букву “Т”, чтобы закодировать звук “т” в начале слова tree (“дерево”). И может показаться, что у китайского каллиграфического свитка и печатной книги, которую вы держите в руках, не слишком много общего. Однако очертания письменных символов во многих языках поразительно схожи между собой; мы все пользуемся комбинациями из перекрещивающихся вертикальных и горизонтальных линий и время от времени добавляем к ним точку, круг или полукруг.

Оказывается, форма буквы “T” актуальна и для обезьян. Когда животное видит в природе эту форму, то она, скорее всего, обозначает край некоего объекта – который обезьяна может схватить и, возможно, даже съесть. В мозге обезьяны есть специальный участок, который уделяет особое внимание таким важным очертаниям – комбинациям вертикальных и горизонтальных линий. У обезьяны есть даже специфические нейроны, определяющие, вертикально или горизонтально проходит линия.

Человеческий мозг пользуется той же зрительной областью мозга, чтобы различать буквы. У мозга есть врожденная способность организовывать окружающий мир в категориях пересекающихся линий и кромок. Все алфавиты, которые есть у человечества, были разработаны с использованием этой способности.