Садовники Солнца

— Человек в опасности, — скупо ответил Илья и, помедлив, будто слова эти не давались ему, добавил: — Возможно, опасен и сам.

— Даю минутную готовность, — оператор сделал на пульте какое-то переключение.

Илья даже поёжился, представив, как вызов совета Мира заставляет всех и каждого отвлечься от своих срочных или несрочных дел, взглянуть на браслет связи или на общий экран. Миллиарды людей сейчас будут…

— Говорите, — позвал его оператор. — Земля слушает вас.

— …Сорок минут назад, — Илья заканчивал своё обращение, — Жданов находился в районе строительства Музея Обитаемых миров. Гнев неправедный или отчаянье владеют сейчас им — я не знаю. Но кто бы ни встретил его, — сообщите мне. И будьте с ним бережны.

Планетарный эфир отозвался лишь тихими шорохами. И в этой тишине Илье почудилось ожидание огромного множества людей. Внимательное, ещё не укоризненное, но уже чуть-чуть недоумённое ожидание. Будто он что-то забыл сказать. Необязательное и в то же время самое главное. Ждал и оператор, хотя две минуты уже истекли.

И тогда Илья, повинуясь какому-то наитию, торопясь, чтобы не прервали планетарную связь, добавил мгновенно сложившуюся формулу:

— Я, Илья Ефремов, нарекаю Анатоля Жданова братом своим! Готов разделить судьбу его и ответственность за все его действия.

Сразу стало легче.

Все тревоги на время отодвинулись на задний план. Осталась одна лишь мысль — настойчивая, острая: «Успеть!».

Илья решительным движением поднял панель пульта управления гравилетом, нашёл продолговатый жёлтый брусок блока ограничителей и попробовал его вынуть. Блок не поддался. «По-видимому, конструкторы предусмотрели, что найдутся охочие… — отметил с досадой Илья. — Но тогда они должны предусмотреть и…»

Он поспешно достал жетон с изображением Солнца, вставил его в щель на пульте, под которой значилось: «для служебных программ». Жёлтый брусок блока ограничителей упал в подставленную ладонь.

…Ускорение распластало его сильное тело в кресле, отозвалось внезапной болью в каждой клеточке, нерве, сосуде.

Возносящаяся капелька гравилета всё глубже проникала в стратосферу. Уже заметно округлилась внизу Земля, подёрнулась голубизной. Уже подступала со всех сторон ночь внеземелья, а маленькая машина карабкалась и карабкалась вверх.

Затем наступила кратковременная передышка. Илья судорожно втянул воздух, будто это был его первый вздох. Розовая пелена в глазах заколебалась, стала тоньше, прозрачнее.

Кто-то позвал его.

Из объёма изображения на Илью смотрел уже знакомый ему диспетчер службы Контроля Евразии. Как же его «зовут?.. Мысли ворочались тяжело и непослушно. Зовут?.. Кажется, Курт…

Илья, стараясь унять противную дрожь в руках, показал жетон.

— Знаю, — кивнул Леманн. — Но всё же, Садовник, пожалейте себя. Такие перегрузки…

— Я боюсь не успеть, — перебил его Илья. — Нельзя, чтобы я не успел. Никак нельзя!

Леманн опять кивнул.

— Можете пока не контролировать полёт, — сказал он, опуская взгляд. — Мы поведём вас. До посадки. Задавайте только главные параметры: скорость, курс. Это, к сожалению, всё, что мы можем сделать для вас.

— Спасибо, Курт. — Илья вымученно улыбнулся. — У меня есть просьба. Брат Анатоль на вызовы почему-то не отвечает. Дайте мне, пожалуйста, пеленг его браслета связи.

— Будет сделано. Мы поведём вас по пеленгу.

Гравилет нырнул вниз. Ускорение» на сей раз было не такое сумасшедшее — во рту по крайней мере не появился привкус крови.

До сих пор Илья только действовал — не раздумывая, полуавтоматически. Теперь, наконец, появилась возможность оглянуться, попробовать представить ситуацию.

Что же приключилось с Анатолем?

Однозначного ответа на этот вопрос не было. Его могла знать — скорей всего знает! — Ирина, но что-то мешало Илье вызвать её и вот так, прямо сейчас, расспросить подробности. Ей и без того тяжело. Переживает… Да и какие подробности тебе нужны? Ведь Ирина ясно сказала: «Он ничего так и не понял». Это значит, Анатоль не понял главного. Он так и не уразумел, что дорог Ирине, что нужен ей, но не такой, каким был, каким есть сейчас, а овладевший собой. Он не понял, что требовательная любовь Ирины не приемлет его болезненное самолюбие, импульсивность и непоследовательность, его нетерпение. А значит, не разглядел и самой любви. Значит, опять выстегал себя по старым ранам, опять перед ним стена ложной безнадёжности…

Гравилет завибрировал, входя в нижние, более плотные слои атмосферы. Слева по курсу мелькнули и пропали розовые перья так называемых перламутровых облаков. Земля разбухала буквально на глазах — сумеречная, безбрежная, одетая в лохматую шкуру тайги. Она была уже полусонная и только неяркий костёр Свердловска, мерцающий у самого горизонта, да редкие жёлтые прожилки магнитотрасс подтверждали: земля эта всё-таки обитаема.

Гравилет шёл уже на высоте двух-трёх километров.

Илья начал узнавать местность. Сейчас промелькнёт речушка. Точно. Вот она. Дальше будет энергетический центр, ещё дальше — грузовой космодром, куда прибывают экспонаты со всех Обитаемых миров, а километрах в двенадцати от него — посёлок строителей.