— Прочь с дороги! — вновь взревел Анатоль, продолжая наступать на Илью и неумело молотя перед собой кулаками. — Отрицаю вас всех. Всех! Прочь от меня! Вето! Не прикасайся ко мне…
Илья улыбнулся.
Улыбка Садовника будто обожгла Анатоля — он отпрянул.
— Нет уж, — тихо сказал Ефремов. — Нет у тебя права вето. Вон оно, погляди, как горит… Догорает твоё вето.
Только теперь Илья понял, что косматый шар голубого огня, воспаривший над котлованом, и есть зенит полусферы защитного поля, что именно там сходятся невообразимо прочные сети, сотканные из отрицательной гравитации. В ночном небе ходило марево, изображения предметов искривлялись — поле нарушило кривизну пространства.
— Что это? — испуганно прошептал Анатоль.
— Защита от дурака, — жёстко сказал Илья, вызывая дежурного оператора совета Мира. — Пожалеем Европу, — пробормотал он, опускаясь на искорёженный ствол какого-то дерева, и меланхолично добавил: — Поле можно снять…
Липкая мгновенная усталость опутала Илью.
Он на миг прикрыл глаза, а когда открыл их, то увидел рядом со своим ещё один гравилет и двух незнакомцев в голубой форме служителей совета Морали.
Один из них был совершенно седой. В его ладном теле угадывалась недюжинная сила, а серые глаза смотрели строго и холодно. Спутник седого был молод — под пятьдесят, не больше, — подвижен и, по-видимому, нетерпелив.
— У вас кровь на лице, — сказал седой Илье, однако взгляд его был обращён к Анатолю.
Тот побледнел, отступил на полшага.
Илья поспешно вскочил.
— Чепуха, — быстро сказал он, стараясь поймать взгляд старшего служителя. — Ударился… при посадке. Не рассчитал.
— Анатоль Жданов? — полуутвердительно спросил седой. — Мы сожалеем, однако долг обязывает нас ограничить свободу ваших действий. Они опасны для общества.
— Пройдёмте с нами, — добавил младший служитель. — Приведёте себя в порядок, отдохнёте…
— Именем Солнца! — остановил их Илья, поднимая правую руку. Он шагнул вперёд, левой рукой как бы загораживая Анатоля. — Он брат мой! И я буду с ним до тех пор, пока жизнь Анатоля не образуется. Повторяю: отныне я разделяю судьбу его и ответственность за все его действия… Оставьте нас. Он будет со мной!
Отрешённый, совершенно безучастный взгляд Анатоля заставлял Илью торопиться: пора было позаботиться о брате. Пока он вновь не окружил себя стеной безнадёжности, не замкнулся в себе — на этот раз, скорей всего, безвозвратно.
— Оставьте же нас! — повторил Илья.
Кукушка отозвалась неожиданно и, как показалось, недовольно, но куковала долго — на двоих хватит. Илья даже подумал: не искусственная ли эта птаха, но тут же опроверг свои домыслы — откуда тут взяться игрушке?
Он вспомнил свою практику на Волыни. Ещё в качестве хирурга, в травматологическом центре «Свитязь», где реабилитировали больных с особо тяжёлыми случаями повреждений позвоночника.
В первые же дни его поразило необычное обилие кукушек, которые, казалось, целой капеллой обосновались в больничном лесопарке. Он не преминул поделиться своим недоумением с Мареком Соляжем, голубоглазым и крайне меланхоличным главврачом Центра. Марек улыбнулся, прикрыл глаза и доверительно сообщил ему, что в окрестностях их лечебного заведения живут максимум две-три кукушки. Остальные — детские игрушки, электроника, которую хитроумный поляк считал мощным положительным психотерапевтическим средством. «Я и сам люблю их слушать», — задумчиво заметил в конце разговора Соляж.
Илья, помнится, попробовал блеснуть эрудицией, начал говорить о рассказе О'Генри, в котором художник нарисовал и прикрепил к ветке жёлтый листок, потому что смертельно больная девочка загадала: сорвёт ветер с дерева последний листок, и я умру.
«Любопытно, — ответил Марек. — Но, во-первых, у нас не умирают, а во-вторых, я, к сожалению, не читал О'Генри. У наших кукушек чёткая программа — ворожить больным много лет. Не меньше ста».
Илья отогнал воспоминания, прислушался к шуму деревьев, разыскивая в нём голос лесной вещуньи.
— Кукушка, кукушка, — произнёс он известные с детства слова. — Сколько лет мне жить?
Она ответила.
Илья досчитал до двенадцати и смущённо улыбнулся — голос вещуньи вдруг исчез. Затем кукушка отозвалась снова, только уже в другой стороне и сердце — смешное сердце, не верящее ни в бога, ни в чёрта, — защемило от этой паузы. Как её понимать? Продолжили ему счёт или нет?
— Не верьте лукавой птице!
Он не заметил появления Ирины и в который раз подивился её бесшумной, по-звериному осторожной и одновременно стремительной походке. В одной руке девушка держала упаковку натурального мяса, в другой, будто пучок стрел, торчали деревянные шампуры.
— Сегодня фирменное блюдо Язычницы, — весело заявила Ирина. — Вы, Садовник, поступаете в моё распоряжение. Я назначаю вас хранителем очага. Короче, идите за хворостом.
— С радостью, — согласился Илья. — А где ребята?
— Давыдов повёз сюжеты «Славян» на объёмное моделирование. Семь сюжетов. Эмма и Гай… собирают цветы. Анатоль что-то высекает. На скале, возле Ворчуна.
— Что именно? — поинтересовался Илья.
Ирина беспечно махнула рукой. Шампуры полетели в разные стороны.
— Ну, вот.