Сады и дороги

Чаще всего часы уже показывают десять, когда приходит время осмотра позиций. Я начинаю его, предварительно осмотрев резервный бункер, через проход Слонового моста на правом фланге. Посты и коменданты делают доклады предписанным образом, и иногда я с заранее намеченной целью захожу в одно из укреплений. Иной раз я проверяю, на предусмотренном ли месте хранятся ручные гранаты, другой – герметично ли заперты двери, направлено ли оружие на указанные в приказе цели и ежедневно ли заполняются бункерные журналы в соответствии с предписанной схемой. Таким порядком я через бункеры командиров взводов добираюсь до самого укрепления III с его двумя башнями и оттуда направляюсь к прочному противотанковому форту «Альказар», расположенному почти на левом фланге. Во время обхода командиры назначенных в мой район обороны саперных и строительных взводов докладывают о своей готовности, в том числе два унтер-офицера, которым поручено возведение позиций и особенно наблюдение за неприятелем.

Поскольку противоположный берег густо порос лесом, французы малозаметны, за исключением выдвинутого передового поста, который обозначается у нас как «Большая маскировка». Это какое-то архитектурное сооружение, род и толщина которого нам остаются неясными, потому что оно целиком скрыто под толстыми матами и зеленью еловых лап. Однако то, что оно неплохо обжито, можно заключить по беспечно показывающимся часовым; кроме того, над зелеными стенами к небу струятся клубы табачного дыма.

Под конец, желательно в полдень, я имею обыкновение еще заглянуть на кухню, расположенную в здании греффернской таможни. Здесь нужно проконтролировать припасы, доброкачественность продуктов, процесс приготовления и попробовать множество блюд, на что тоже требуется немало времени.

Обратный путь я предпринимаю затем по «Толедо», траншее, опустевшими полями ведущей от «Альказара» к командному пункту. Тропа одиноко вьется по затопленным лугам, которые можно преодолеть только в резиновых сапогах. Тем не менее этот отрезок обхода мне больше всего по душе, а те полчаса, что я на него трачу, я рассматриваю как свою собственность. Эти минуты – единственные, которыми я наслаждаюсь в одиночестве и которые имеют сходство с моей жизнью минувших лет.

Местность с разнообразной растительностью приглашала к тому, чтобы в маленьких упражнениях выстраивать перед собой некоторые мысли и снова распускать их. Идем вдоль старых ив, высокие стволы которых наполовину скрывает пожелтелый камыш, и местами выходим на кукурузные и табачные поля, где урожай так и остался неубранным. Эти насаждения перемежаются с высокими засохшими стеблями топинамбура, который в народе называют водочным картофелем и растопыренные, словно пальцы, корни которого скармливают скоту. Той же цели служит тяжелая белая репа, покрасневшая от солнца в части, выступающей над землей. Сначала крестьяне собирают зеленые листья, а сами корнеплоды прямо тут же, на поле, складывают в небольшие бурты, которые затем, зимою, по мере надобности опустошают.

Иногда я замираю на месте, чтобы в свой добротный бинокль понаблюдать за зверьем на пустынных полях. Чибис с криком порхает у окраин затопленных участков, на островках которых сторожко расположились темные стаи ворон. В чаще заграждений, что лабиринтом многочисленных рядов тянутся вдоль всей линии фронта, высоко переплетаясь с высохшей травой, гнездились куропатки и фазаны; они со свистом взлетают прямо из-под ног идущего. Просто великолепен самец фазана, который, как механизм курантов, поднимается в переливах своей пестрой бронзы, с длинным, волнами распушенным от ветра хвостом. Косули тоже забредают в заросли ольшаника в лощине Черного ручья, и одновременно можно увидеть, как на голых верхушках тополей хищные птицы устраивают себе наблюдательный пост. Они, кажется, высматривают прежде всего кротов, которых высокий уровень грунтовых вод вынуждает рыть норы чуть ли не на свету. И оттого они настолько доступны, что птицы выклевывают только их внутренности, меж тем как на осиротевших холмиках глаз замечает, как светятся маленькие алые кусочки их отвергнутых с пренебрежением ребер.

По среднему из мостов через Черный ручей я возвращаюсь обратно на командный пункт. В это время Рэм, по своему обыкновению, издалека высматривает меня, и не успеваю я отворить дверь хижины, как на столе уже дымится тарелка с супом. Чаще всего подается лапша, перловка, белокочанная капуста, брюква или рис, а в случае удачи – чечевица, гуляш или ломтик мяса. Поскольку через командира отделения управления ротой я позволил охотиться на нашем участке фронта, то иногда в нашей оружейной комнате висит также кое-что из дичи, которую мы припасаем для маленьких праздников.