Сады Луны

Лицо Вискиджака осунулось, сказывалось недосыпание. Он обвел взглядом небольшую комнату, в углу которой сидел на корточках Быстрый Бен. Он держал в руках обрывок простыни, глаза его были закрыты.

Скрипач и Еж разложили на столе части огромного арбалета. Они сидели и внимательно осматривали и чистили все детали оружия. Они ожидали скорого сражения.

Вискиджак разделял их уверенность. С каждым часом охотники приближались. Среди них были Тисте Анди, которых они боялись больше всего. Отряд у сержанта был хорошим, но все же недостаточно хорошим.

У окна, привалившись к стене, сидел Троттс, скрестив свои покрытые узорами руки на груди. Напротив него сидел Маллет, он спал, и его храп разносился по всей комнате.

Сержант вновь обернулся к Каламу.

– Вероятность невелика, да?

Убийца кивнул.

– Им нет резона высовываться. Они и так засветились в последний раз, – пожал он плечами. – Я снова попробую пойти в корчму. Если кто-нибудь вдруг пометит меня, тогда Гильдия придет. Если я успею сказать хоть слово, прежде чем они меня убьют, тогда появляется шанс. Вероятность невелика...

– ...но пойти придется, – завершил фразу Вискиджак. – Все решится завтра. Если мы просчитались, – он посмотрел в сторону Ежа и Скрипача, они тоже смотрели на него, – придется взрывать. Будут разрушения, это их взбудоражит.

Двое саперов ухмылками выразили свое одобрение.

Громкий вздох разочарования, который издал Быстрый Бен, заставил всех вздрогнуть. Глаза мага были широко раскрыты. Он резко сбросил на пол кусок ткани.

– Плохо дело, сержант, – произнес он. – Горечи нигде нет.

Калам выругался и задвинул свои ножи в ножны.

– И что это означает? – спросил мага Вискиджак.

– Скорее всего, – пояснил Быстрый Бен, – она мертва, – он жестом указал на материю. – Когда у меня есть вот это, у Веревки нет возможности спрятаться. Нет до тех пор, пока у него в распоряжении Горечь.

– Может, после того, что ты ему сказал, – предположил Скрипач, – он бросил свои карты и вышел из игры?

Быстрый Бен поморщился.

– Веревка нас не боится, Скрипач. Спустись с небес. Если что, он от нас и мокрого места не оставит. Повелитель Теней теперь наверняка уже рассказал ему, кто я такой, точнее, кем я был. Это не его дело, но Повелитель Теней может его заставить. Боги не любят, когда их дурачат. Особенно, когда это делают дважды, – он поднялся на ноги и стащил веревочные петли со своей спины. Потом посмотрел в глаза Вискиджаку. – Я не понимаю этого, сержант. Я в растерянности.

– Мы ее больше не увидим? – спросил Вискиджак.

Быстрый Бен кивнул.

– Скорее всего, – он помолчал, потом шагнул вперед. – Мы все бы предпочли ошибаться на ее счет, – произнес он, – но то, что сделала Горечь, расходится с понятием человека. Чем больше я об этом думаю, тем больше я радуюсь ее отсутствию.

– Я вообще предпочел бы считать, – добавил Калам, сидящий на постели, – что совершившегося на самом деле не было, правда, воспоминания у меня остались слишком яркие. Я знаю, Вискиджак, что у тебя есть свои причины желать, чтобы все было именно так.

Быстрый Бен подошел ближе к сержанту, взгляд его потеплел.

– Пытаешься сохранить рассудок каждый раз, когда отправляешь кого-то на смерть, – сказал он. – Мы все знакомы с этим, сержант. И мы бы в последнюю очередь предложили тебе то, о чем ты предпочитаешь не думать.

– Я рад слышать это, – тихо произнес Вискиджак. Он опять оглядел всех присутствующих, увидел, что Маллет проснулся и смотрит прямо на него. – Кто-нибудь хочет сказать что-нибудь?

– Я хочу, – ответил Скрипач на вопрос сержанта. – Ты же сам спросил, так?

– Давай, высказывайся.

Скрипач сел прямо и прочистил горло. Еж ткнул его локтем под ребра, когда он уже открыл рот, чтобы говорить. Он скорчился. Потом попытался еще раз.

– Все это так, сержант. Мы видели страсть как много раз, как часто умирали наши товарищи, так? И, может, нам не надо было отдавать такие приказы, может, ты думаешь, что так было бы легче для нас. Но я так не считаю. Понимаешь, те люди для нас были живыми, они дышали. Они были товарищами. Потом они умирали, это было невыносимо. Но тут ты начинал говорить себе, что единственный способ не свихнуться, – отринуть все эти мысли, не думать об этом, ничего не чувствовать, когда они умирают. Но, будь оно проклято, когда ты отнимаешь чью-то жизнь, ты почти лишаешься собственной. Это-то и подводит тебя к сумасшествию. Но та горечь, которую ты ощущаешь, и заставляет тебя продолжать, сержант. Возможно, мы ни к чему не придем, но, по крайней мере, мы и не бежим от этого всего.

В комнате повисло молчание. Потом Еж опять подтолкнул Скрипача.

– Вот ведь! А у тебя голова на плечах. Похоже, я тебя недооценивал все эти годы.

– Ага, точно, – сказал Скрипач, глядя на Маллета, – тот, кто так часто опаливал все свои волосы, ему ведь приходится носить каску все время. Так?