Нина, видать, давно держала в черном теле Колиного Хуссейна, потому что он с отвычки любви обезумел и прорвал матерчатые препоны плавок и сам устремился к невесте, сбросившей свою фату. Он уже тестировал на подходах, уже видел ее прекрасный лик за легкой полупрозрачной завесой рыжеватых волос, уже вдыхал терпкий аромат ее призывного желания…
О, если б любовники слепо доверялись своим орудиям страсти, обретающимся на нижних этажах, если б свидания вершились только между ними, без вмешательства этих трезвых, высоколобых, бездарных, трусливых хозяев! Стоило Коле лишь одну секунду подумать про супружескую измену, как его Хуссейн слегка скукожился, на виду невесты утратив свое вздыбленное неистовство. Но, узрев его даже в таком виде, сама Ангелина Михайловна ужаснулась размерами: она вдруг коротко вскрикнула и на четвереньках, не разбирая пути, поползла в сторону реки. У береговой кромки она лихорадочно свесилась над водой и принялась судорожно, жадно кусать ее, как это делают запыхавшиеся от погони собаки.
Коля тоже спрыгнул в воду, чтобы охладить себя, он стоял по пояс в сильном потоке быстрины (Москва-река в этом месте излучины сильно била в берег) и тупо ощущал, как ежится, опадает у него в подбрюшье минуту назад взбесившийся зверь. Вот прохладные струи его утихомирили, вот уже и болтается-перекатывается его туша бестолково туда-сюда под напором шалых прибрежных водоворотов… Каково было Хуссейну вынести это надругательство, эту муку, пережитую на противоходе в миг близкого блаженства в каких-то сантиметрах от вожделевшей невесты!
Но кастелянша, кастелянша, чего ж она-то в такую панику впала? Ведь и увидела она Хуссейна уже не в парадной форме, уже после испуга этого дуралея Коли… Уже, можно сказать, не было звонаря и язык колокола беззвучно свисал вниз вместе с болтающейся веревкой, будто в серый безветренный день, и некому уже было раскачать этот язык, чтобы он бил, бил, дубасил по внутренним стенкам купола, сотрясая их и сводя набатом с ума…
Ангелина Михайловна, по слухам, так была травмирована увиденным, что уехала в Москву в тот же вечер, за день до конца срока. А уж, казалось бы, чего только не навидалась она в своих Оружейных банях и у сибиряков, и у хваленых прибалтов, и у лиц кавказской национальности. У них в сравнении с Колиным хищником (если б его по-настоящему разъярить) были жалкие хомячки из юннатских уголков природы. Или, если сказать иначе, у тех Оружейных банных молодцов из подбрюшья свисали все равно что сморщенные синюшные сосиски студенческих столовок супротив вида Колиной копченой могутной литой бычьей ляжки, у которой лоснится корочка, отливают бугры вздутых мышц и которая обещает самому алчному обжоре полное, от пупа, насыщение…
Из-за лицевых порезов в день злосчастной прогулки по бульвару Чистых прудов Уду пришлось отменить личную встречу с главой совета директоров одного из концернов группы «Ойл», и они переговорили по телефону. Все было хорошо, они подтвердили прежние конфиденциальные договоренности о совместной скупке акций двух нефтяных компаний и одной газеты и обсудили некоторые виды на будущее сотрудничество.
Потом его поймал по телефону корреспондент пилотного номера журнала «Рубль». Уда часто донимали журналисты, он всем отказывал, отсылая к спичрайтеру, но из «Рубля» его подкупили тем, что свой короткий вопрос они задают «самым видным бизнесменам и политикам страны» и что ответить можно и надо коротко, буквально одной фразой.
— Хорошо, задавайте свой вопрос.
— Господин Кичхоков, он очень короткий: «Ваше отношение к деньгам?»
Уда немного разочаровало простомыслие интервьюера. Тем не менее он подумал и дал свой ответ:
— Мне не нужно много денег, — сделал эффектную паузу и закончил: — Мне нужно ОЧЕНЬ много денег.
А спустя полчаса позвонил Юджин и сказал, что на него вышла редактор телекомпании НТВ и предлагает боссу быть персонажем программы «Герой дня без галстука».
— Шеф, поздравляю. Это почти общефедеральная слава. Ничто так не поднимает рейтинг, как участие в…
Уд не дал ему договорить:
— Юджин, ты опять все напутал. Не мне поднимают этим рейтинг, а я — им — своим участием. Разве не так?