Между тем подошло время ехать в Минобороны на совещание, где решалась судьба изделия № 37. Водителе лимузина гнал со страшной скоростью, они приехали намного раньше, до начала совещания оставалось минут сорок. Это был новый водитель, прежнего Лапиков уволил за инцидент, когда мойкой машины под окнами была спровоцирована ярость толпы неподалеку от здания налоговой полиции. Босс, не глядя на Лапикова, дал ему понять, чтоб разобрался и с этим водителем.
Сорок минут лишних… Уд, как всегда, попытался негативную ситуацию использовать во благо, стряхнуть с себя отрицательные эмоции. Лимузин остановили на Фрунзенской набережной, Уд вышел прогуляться. Бобо рвалась к нему, он кивнул телохранителю, собачонка, трепеща от благодарности, присоединилась к хозяину. Лимузин медленно ехал чуть позади босса, Бобо и двух телохранителей. Бобо впрыгнула на парапет, застыла. Все думали, что она в онемении разглядывает диковинные аттракционы на той стороне Москвы-реки — оттуда, с американских горок, доносился людской визг и скрежет мчащихся по рельсам тележек, крапчато белел корпус «Бурана», пузырился надувной купол какого-то амбара… Но Бобо, оказывается, замерла всего лишь для того, чтобы возвести на парапете крохотную витиеватую пагоду. Телохранитель выхватил из кармана какой-то рекламный журнал с плотной обложкой, быстро скрутил его в кулек, зачерпнул пагоду и выбросил в урну.
А вскоре Уд выходил из ворот Минобороны вместе с каким-то генералом. По виду босса было ясно, что все прошло на ура. Поначалу на совещании немного суетился эксперт минздрава по психотропному контролю, но его опасения расценили как перестраховочные и не имеющие под собой реальной почвы. Бумага благополучно отправилась на подпись главному интенданту.
Все пока шло в русле разработанной штабом Кичхокова предвыборной стратегии — быстрее избавляться от коммерческой деятельности. Часть недвижимости и ценных бумаг ушла в концерн «Ойл», другая собственность была переоформлена на гендиректоров в доверительное управление. Фамилия Кичхоков из банковских и производственных счетов и документов перекочевала в предвыборные плакаты и декларации. За боссом пока числилась какая-то мелочевка.
Как-то Уд и Голосковкер сидели в зимнем саду возле глобуса. Имиджмейкер снова напомнил о запрете совмещать политическую и коммерческую деятельность.
— Скинул почти всё, — сказал Уд. — Хочешь, и на тебя что-нибудь переведем? Хочешь, цементные заводы в Новороссийске, хочешь?
— Вы прекрасно знаете, что мне ничего такого не надо.
— Знаю, блин, потому и предлагаю, — громко засмеялся Уд своей простенькой шутке. Имиджмейкер, лично обидевшись, все же различал личное и служебное и поэтому как лепщик нового-имиджа босса грубой его шуткой остался доволен: сказывались занятия последнего времени по соскабливанию интеллигентских наслоений, которые были привнесены в натуру Уда стараниями Манкина.
— Нет, нет, — повторил Голосковкер, — я во всем этом как физическое лицо не участвую. У меня ко всему, что происходит, только творческий интерес. Я служу вам по сюжету своего романа, и только.
Босс не стал вдумываться в последнюю фразу, хотя чего-то в ней недопонял, списал все на «обычную еврейскую заумь» и спустился окунуться в бассейн.
И все множатся и множатся бегущие огни автомобилей, их разноголосо звучащего потока, — стройно правит чья-то незримая рука оркестром. Но вот будто дрогнула эта рука, — близ Мадлен какой-то затор, свистки, гудки, стесняется, сдвигаясь, лавина машин…
Возле ворот Министерства обороны генерал и босс, поговорив, пожали друг другу руки. По жестам Уда можно было понять, что он предлагает генералу подвезти его или куда-то пригласить, тот отнекивался. Они попрощались. Уд хотел идти к своему лимузину через дорогу, но на светофоре включили для пешеходов красный свет. Взревели моторы машин, однако на дальней стороне перехода случился какой-то затор. Уд увидел, что красный свет застал какую-то девушку в начале довольно широкой проезжей части и рванувшие машины стали оторопело притормаживать, гудеть…
Девушка на несколько мгновений затерялась в стаде взревевших машин. Притворно испугавшись, мягкими, кружащими движениями, словно танцуя, она принялась огибать машины, трогая рукой капоты и багажники, — и машины притормаживали, пропуская ее вперед себя, или, чтобы не закрыть ей дорогу, суетливо прибавляли газ… То была дрессировщица этих горбатых панцирных чудищ, которые от растерянности словно позабыли на арене свой номер и слушались кумира единственно в силу инстинктивного обожания…
Так достигла она конца перехода, прошумев мимо Уда полами широкого платья и обдав его букетом жгуче-дурманящих афродиций…
Первый импульс был — преследовать, настичь упорхнувшее чудо, погасить преступно вспыхнувший жар. «Лапиков, где Лапиков?..» Но тот сидел в лимузине и в очередной раз, мудак, не угадал тайного желания шефа. Девушка тем временем перебежала через скверик и скрылась в дверях какого-то заведения. Уд прищурился и прочел: «У Автандила».