Сады Солнца

Обсерватории на Титании, Обероне и Ариэле и оставленный на орбите Миранды спутник транслировали то, как земной корабль приблизился к Урану, затормозил в верхних разреженных слоях атмосферы, оставив лиловый след в половину ледяного гиганта, отбросил обожженный тепловой щит и пронесся мимо Оберона по крутой дуге, которая через шесть часов вывела на стационарную экваториальную орбиту за ломаными дугами последних колец Урана. К пяти лунам вылетел рой дронов, вышел на орбиты, быстро нашел и вывел из строя обсерватории. Спутник Миранды передал изображения вспышек – отблесков ядерных взрывов, уничтоживших оставленные на Обероне и Ариэле фальшивые купола. Потом передача оборвалась. Убегающие Свободные дальние так и не узнали, сумели ли враги найти поселение, спрятанные вокруг него корабли и мелкие убежища, рассыпанные по Миранде. Дальним оставалось только лететь к Нептуну.

Представьте Солнечную систему в виде часов с Солнцем в центре и планетами, описывающими круги вокруг нее против часовой стрелки. Поставьте Уран на полдень, Сатурн сдвиньте налево, приблизительно на десять часов, а Нептун – через весь циферблат, на половину пятого, на дальнюю от Солнца сторону. Расстояние – больше семи миллиардов километров, огромная пропасть. Чтобы пересечь ее, даже кораблям с быстрыми реакторами потребуется двадцать семь недель. Шаттлам со старыми двигателями понадобится целых два года.

Маленький флот упорно летел вперед, отстреливая пустые топливные баки. Чтобы уйти из гравитационного колодца Урана, требовалось немало энергии. Наконец реакторы заглушили, и корабли пошли в дрейф – ничтожные мотыльки, плывущие в великом океане ночи.

Большинство людей почти все время спали. Дальние умели впадать в глубокий, похожий на гибернацию сон, замедляли дыхание, сердцебиение и метаболизм, оставляя лишь искорку сознания, чтобы суметь проснуться за несколько минут. Но хотя Мэси и прошла курс ретровиральных инъекций, чтобы лучше адаптироваться к очень слабой гравитации, модификации, позволяющие впадать в сон, были куда основательнее, чем изменение пары-тройки управляющих генов, проделанное ретровирусами. Потому Мэси спала в гробу, похожем на тот, в котором путешествовала с Земли на Юпитер, охлажденная до минус четырех по Цельсию, на грани между жизнью и смертью.

Пробуждение оказалось медленным и болезненным. Она вдруг поняла, что выкашливает розовый флюоросиликон, заполнявший легкие, затем отключилась. Второй раз она очнулась совершенно больная, слепая и шалеющая от худшего во Вселенной похмелья. Потихоньку мир вокруг прояснился. Завернутая в кокон, Мэси висела в углу жилого отсека «Слона». К ней подплыл кто-то… да, конечно, это Ньют, он неразборчиво говорит. Слова казались шумом, тонущим в тупой пульсации головной боли.

Мэси засыпала и просыпалась, раздираемая болью, доходящей до самых костей, желудок будто ссохся и склеился, а в кишки напихали полцентнера цемента.

Мэси по-прежнему висела в коконе. Перистальтическая капельница гнала прозрачную питательную жидкость в вену на левой руке. Жилой отсек, освещенный тускло-красным светом, пустовал. Мерно рокотал двигатель, выдавая стабильную одну десятую g. Мэси выдернула капельницу, расстегнула кокон и вывалилась на мягкий пол. Потребовались все силы болящего тела, чтобы протащить себя в рубку, где в противоперегрузочных креслах, занимающих большую часть места, рядышком лежали Ньют, Зифф Ларцер и Хершель By.

Ньют начал подниматься, Мэси, шатаясь, подошла, упала на колени, обняла его, вдохнула знакомый запах, родную теплоту.

– Эй, как ты? – спросил Ньют.

– Думаю, я жива – более или менее.

– Тебе не следовало вставать.

– А ты что, хочешь, чтобы я снова заснула? Я и так валялась слишком долго, – сказала Мэси и, приветствуя, стукнула кулаком в кулаки Зиффа Ларцера и Хершеля By. – Мы все пока здесь, так что, надеюсь, земляне не попытались нас перехватить.

Трое мужчин переглянулись. По хребту Мэси пробежал холодок.

– Что-то случилось, – выговорила она.

– У нас есть и хорошие, и плохие новости, – сообщил Зифф Ларцер, – а еще такие, какие мы пока не отнесли ни к тем, ни к другим.

Хершель крутанул перед собой пальцами, и впереди высветился дисплей с навигационной картой. Траектория шла, изгибаясь, сквозь орбиты лун пухлой планеты. На траектории виднелись навигационные значки, а посреди ее мигал огонек.

– Мы сейчас за сто тысяч километров от Нептуна, в конце коррекционного маневра, который выведет нас на орбиту, – сообщил Хершель.

– Вокруг Тритона или Нептуна? – спросила Мэси. – Я думала, что мы направляемся прямо к Тритону.

В углу дисплея висело изображение полушария Нептуна, темно-синий круг. Уран был светлее. На Нептуне отчетливо различались полосы, над ним плыли лоскуты бледных облаков. А у экватора двигалось маленькое черное пятнышко, прикрытое пером облаков, близкое к расплывчатой линии терминатора, отделяющей день от ночи. Ледяной гигант опоясывали два ярких кольца, а за ними висел крошечный диск – Тритон, самая крупная луна Нептуна, новый дом.

– Есть небольшая проблема, – заметил Ньют.

– Это плохие новости?