Сафари

Хатако вздрогнул. Он вытянулся вперед, глаза его расширились, рот открылся от безграничного удивления, но он не видел говорившего, так как его перекрывал другой человек. Он был высок и строен, на его плечи была накинута шкура леопарда, а над головой, подобно темному облаку, качалась корона из черных страусовых перьев. Он поднял руку, сверкнуло острие копья и с угрозой коснулось груди его собеседника.

— Горе тебе, если ты лжешь! — закричал он.

Еще более удивленный, Хатако вскинул голову.

— Мели, король Утшагга! — прошептал он.

Тот, к кому была обращена угроза, спокойным движением руки отвел острие копья от своей груди.

— Пусть носильщики захватят столько оружия, сколько они могут нести, кроме слоновой кости. Я останусь при тебе в качестве заложника, пока они вернутся с хорошими ружьями для охоты на слонов. Два ружья за каждый клык и целый буйволовый рог пороха и такой же рог с пулями, как мы условились…

— Однако, скажи своим людям, что они могут только по двое входить в мой лагерь и должны покинуть его как только будет окончен обмен. После их ухода мои слуги снесут слоновую кость в место, известное только нам. Это не есть недоверие к тебе, Мели, но мы теперь предусмотрительны после того, как король одной дальней страны по окончании сделки напал на мой лагерь, чтобы отнять свою слоновую кость. Он ее не получил, напрасно сложили свои кости его воины, пронзенные пулями моих слуг, и напрасно он после этого посылал ко мне послов с приглашением снова прийти в его страну, чтобы продать ему порох…

Говоривший умолк. Он спокойно уселся у огня и стал потирать озябшие желтые руки. Король молча смотрел на него в упор. Затем он ударил острием своего копья по камням и рассмеялся деланным смехом.

— Ты умен как степной заяц, араб! Сегодня ночью твой слуга может отправиться с носильщиками, а завтра утром на мой двор должны быть доставлены шестьдесят ружей, и тогда, к новолунию, я начну охотиться на чужеземцев, которые пришли сюда и хотят распоряжаться в стране, где только я имею право распоряжаться! Их власть закончится в новолуние, можешь не сомневаться, араб! У меня тысячи воинов…

Его голос становился громче с каждым словом. Он потрясал копьем в украшенной медными кольцами руке. В его глазах загорелся огонь долго сдерживаемой ненависти. Страусовые перья развевались над его головой, как темное пламя.

За этим взрывом последовало глубокое молчание. Бросив исподлобья испытующий взгляд, король неожиданно спросил совершенно изменившимся голосом:

— Но разве у тебя есть столько ружей, араб?

— Да, Мели, — ответил торговец с едва заметной усмешкой, — есть еще много ружей, которых я не продаю!

Он встал и приблизился к костру, пламя ярко озарило его лицо с горбатым носом и узкой бородкой.

Аскари насколько мог вытянул голову из-за утеса, чтобы лучше рассмотреть лицо говорившего.

— Да ведь это Ибрагим, торговец из Конго! — прошептал он и в волнении сдвинул со лба шлем.

В эту минуту приклад его ружья соскользнул с камня. Собеседники вздрогнули и вскинули головы.

— Мту хуко! (Там кто-то есть!) — крикнул один из них.

Большими прыжками мчался Хатако по ущелью, наполненному криками преследовавших его врагов. У тесного выхода он резко свернул и побежал к скату, по которому он спустился в ущелье. Там среди дико громоздившихся скал он мог найти верное убежище.

Он успел опередить своих врагов. Скоро туман скрыл его от глаз преследователей, но все же некоторые продолжали погоню; они следили за стуком его тяжелых башмаков. Они не могли его догнать, но как он ни кружил, ему не удавалось от них избавиться. Хрипя, он на бегу поднял ружье и снова его опустил, быстрые беспокойные мысли пробегали в его мозгу: стрелять, перестрелять как можно больше врагов и умереть, сражаясь? Нет, нет спастись, во что бы то ни стало спастись! Он должен предупредить своих друзей, ведь он один знает, что им угрожает! О, он отлично понял слова Мели! В холодной, безлюдной стране духов он втайне готовил измену, в глубокой тайне — пока Хатако не открыл его плана! И потому он должен теперь спастись!

Он мчался дальше, слыша за спиной крики толпы; но вот что-то живое зашевелилось перед ним, два-три грузных тела, перескакивая со скалы на скалу, с шумом пронеслись под гору, за ними следом катились камни. Хатако поспешно бросился на землю между двумя скалами и прислушался. Да, так и есть…

— Хайя, амекимбиа джини! (Вперед, он скрылся внизу!) — раздавались в тумане голоса.

Топот ног затих в глубине ущелья.

— Ах вы, длинноногие собаки, — тихо засмеялся про себя Хатако, поспешно снимая башмаки, — так быстро, чтобы догнать стадо антилоп, вы все же не умеете бегать!

Лицо Хатако исказилось злобным смехом, он перекинул через плечи башмаки и побежал дальше. Он бежал теперь неслышно, с быстротой и неустрашимостью серны. Легкий и почти бестелесный, как колышащееся вокруг него облако тумана, бежал он с гор по обледенелым скалам, по подмерзшим полянам и зарослям.