Сафари

После долгого бешеного бега он, задыхаясь, бросился на землю среди заиндевевших кустарников, ползучих деревьев и вереска. Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить дико бьющееся сердце, затем поднял голову и стал прислушиваться к тишине ночи. Не слышно было звуков погони. Ледяной ветер свистел в вершинах скал, разгоняя облака тумана, темный и безмолвный расстилался скат горы, ясными, мощными очертаниями в нетронутой чистоте и величии возвышался ледяной купол, страна его мечты, а над ним, среди полчищ сияющих белым светом звезд плыл тонкий серебряный серп убывающей луны.

Беглец долгим взглядом присматривался к светилу… Послезавтра — новолуние Мели!

За глубокими морщинами, бороздившими его лоб, зашевелились беспокойные мысли: в лагере находилась лишь половина отряда, остальные на расстоянии дневного перехода работали по прокладке дороги, пролегавшей через владения Мели.

Он должен спешить, не теряя ни минуты. Путь далек и полон опасностей. Он встал на ноги, дрожа от холода, сорвал с онемевших от холода ног разорванные в клочья носки и снова обулся.

Затем он взял понюшку табака, прислушался и дрожа под порывами ледяного ветра, снова пустился бежать. Теперь местность не представляла никаких препятствий; он бежал по ровному скату, луна и звезды освещали ему путь. Он не слышал и не видел преследовавших его. Думая о них, он тихо засмеялся: кто знает, куда они забежали в погоне за ним?

После трех часов быстрой ходьбы перед ним показались темные стены девственного леса. С болотистой земли, как от невидимых костров, вставал утренний пар. Он ступил с открытого ската горы под прикрытие первых деревьев как раз в ту минуту, когда ледяной купол над ним вспыхнул багряным пламенем в лучах утреннего солнца. Здесь он свернул в сторону и в поисках тропинки пошел вдоль опушки леса. Он долго шел вдоль неприступной стены леса, все не находя дороги, которая открыла бы ему доступ внутрь. Только изредка удавалось утреннему солнцу забросить луч красного света в тяжелый мрак, царивший между стволами и ползучими растениями.

Он уже двадцать часов был в пути без сна; ноги отказывались служить, и мучительный голод терзал его внутренности. Время от времени ему удавалось найти по дороге гриб или пригоршню ягод. Он поедал их на ходу, но они не насыщали; от более же лакомой и питательной пищи: кроликов, карликовых антилоп и белок ему приходилось отказываться, так как выстрел из ружья мог бы его выдать и погубить.

Солнце стояло высоко в небе, а ему все еще не удавалось проникнуть за ограду леса. Он, спотыкаясь, шел дальше. От жестокой усталости ноги его дрожали, глаза плохо видели. Время от времени веки его закрывались, он терял равновесие, качался из стороны в сторону, попадал в заросль или натыкался на дерево. Он с усилием открывал глаза и со стоном прикладывал к ним сырой холодный мох. На небольшом пригорке он бросился на камень, чтобы иметь возможность вытянуть ноги. Но, почувствовав, что не в силах побороть сон, он встал и, прислонившись к камню, попробовал отдохнуть стоя. Прищуря глаза, он всматривался в безграничное серое море леса. Вдруг глаза его расширились, к ним вернулась обычная зоркость.

Над деревьями долины в третий раз взлетела стая птиц, затем снова опустилась и вскоре опять поднялась. Он долго и внимательно наблюдал за этими маневрами, и под конец ему стало ясно, что только проходящие по лесу люди могли вызвать такой переполох. Окрыленный новой надеждой, он потянулся и потряс кулаками, словно желая сбросить с себя бремя усталости. Через высокую траву и кустарник он бросился под гору. По долине протекал ручей, и верно — вдоль него вела в лес тропинка!

Хатако нагнулся над прозрачной холодной водой, сделал несколько глотков и освежил горевшие глаза. Он внимательно разглядывал примятую вдоль дерева траву и на лбу его снова появилась глубокая складка: по тропе только что шли люди, должно быть, Мели и его воины — это доказывали следы остроносых сапог сопровождавшего их араба.

Задумчиво опустив голову, вслушивался беглец в немую речь этих следов. Они говорили ему, что на этом пути он не должен давать воли своей усталости, что воины поджидают здесь человека, знающего самые тайные планы их короля. Но все же это была дорога, наконец-то дорога, и он должен по ней идти! Его сильное, стройное тело напряглось, огонек напряженного внимания загорелся в глазах, тихими и легкими шагами он пустился в путь по найденной дороге. В глубине леса тропинка тонула в полумраке. Холодное влажное дыхание сырости носилось в безлюдном, мрачном лесу, вода каплями стекала по светло-серой листве, струилась по коричневым волокнистым покровам стволов, по покрытым плесенью пням, выступала из мха и из листьев, толстым слоем покрывавших тропинку. Над лесом царила мертвая тишина, только изредка раздавалось тоскливое воркование дикого голубя или печальный крик ястреба.

Путник спешил, но все же с неослабевающей бдительностью прислушивался ко всякому звуку. Он без всякой помехи шел уже больше часа, но теперь с каждым шагом чувствовал, что последние силы покидают его…