Сафари

Полковник сложил трубу, через которую разглядывал степь, и с легким вздохом сдвинул на затылок свою форменную фуражку.

— Видит Бог, — обратился он к лейтенанту, — я бы хотел, чтобы сегодня наконец вернулись наши люди или хотя бы дали какую-нибудь весть… У меня камень свалился бы с души. Все же хочется думать, что с ними ничего страшного не случилось, потому что иначе этот сукин сын Мели снова явился бы сюда и тыкал бы нам в нос своей победой. Скажите, пожалуйста, фельдфебелю, чтобы ночью караул особенно внимательно следил за всеми световыми сигналами наших людей в степи!

— Слушаюсь, господин полковник! Но я совершенно уверен, что хоть один из гонцов, посланных господином полковником к обер-лейтенанту Лехнеру третьего дня вечером, когда этот людоед примчался со своим известием, благополучно добрался. Жаль, что ему не удалось хорошим выстрелом там же в горах послать этого Мели к праотцам! Тогда бы не было всей этой каши…

Хатако из западной бойницы пристально вглядывался в равнину. В одном месте утес почти отвесно поднимался из лесного ущелья, по которому мчался бурный поток… Но при этом он внимательно прислушивался к разговору офицеров, и по именам, их жестам и некоторым знакомым ему немецким словам довольно быстро понял смысл разговора. Он одернул куртку, приблизился к офицерам, приставил к ноге приклад ружья и вытянулся.

— Надак шаури, бана полковник. (Я хотел бы с вами поговорить.)

— Ну, в чем дело, омбаша?

— Бана полковник, я убью Мели. Позволь мне выйти из лагеря!

— Но как ты собираешься это сделать?

— Я надену кожаный плащ и привяжу себе косу, как у мазаи, я сплету ее из лошадиного хвоста. Ни один дшагга не заметит, что у меня нет одного уха, и не сможет меня признать. Затем я скажу, что меня прислал торговец оружием, остановившийся неподалеку. Он велел мне отыскать короля Мели и передать ему, что у моего господина есть для продажи много хороших ружей. Но он боится воинов Мели, поэтому пусть король сам придет к нему и посмотрит ружья. Если он пойдет со мной, я убью его по пути, если же он не захочет идти, тогда я убью его тут же на месте.

— Браво! — громко воскликнул маленький лейтенант и захлопал в ладоши. — Я всегда говорил, что этот парень ловок, как черт!

— Что ж, попробуй! — усмехаясь, проговорил полковник. — Но ведь вадшагга разорвут тебя на части!

— Лабда (может быть), — спокойно ответил Хатако и посмотрел в упор на офицера.

В его диких глазах горело мрачное пламя.

— А как же ты сможешь незаметно выйти из лагеря?

Хатако вытянул руку и указал на бруствер внизу.

— Я спущусь здесь, бана полковник, по канату.

Офицер взглянул вниз и, слегка покачивая головой, посмотрел на Хатако, а затем на лейтенанта, который возбужденно потирал руки так, что хрустели суставы.

— Что вы на это скажете, бана лейтенант?

— Ну, конечно, ему это удастся, это вполне в его духе! — горячо поддержал лейтенант. — Послушай, я помогу тебе сплести косу, в таких делах у меня есть опыт! Ты увидишь, я из тебя сделаю красавчика!

Полковник, засунув руки в карманы, ходил по площадке башни. Затем он остановился перед Хатако.

— Хорошо, омбаша! Если тебе это удастся, ты получишь большую награду. Я пришлю смену, а ты пойдешь в канцелярию фельдфебеля.

— Ндио, бана полковник, — ответил Хатако и повернулся на каблуках. Тогда полковник наклонился и медленно, тихо проговорил:

— Я знаю, что ты сделаешь все, чтобы наказать убийцу госпожи Келлер.

Не ожидая ответа, он быстро стал спускаться по лестнице, Хатако сжал губы и на мгновение закрыл глаза. Затем он снова спокойно оперся о край бойницы, с неподвижным лицом продолжая вглядываться в степную даль.

X

К ночи небо покрылось тяжелыми тучами, предвещавшими ливень. Казалось, что мир погрузился в непроницаемый мрак. Даже белые стены крепости окутала тускло-серая дымка. Призрачным пятном виднелся перед воротами плац. Прилегающие к нему банановые рощи казались бесформенными темными громадами и тонули в черноте ночи. В их глубине бледно-красными пятнами горели сигнальные огни мятежников. Казалось, что, не связанные с землей, они свободно парят в мрачном пространстве.

Ни ветерка, ни звука кругом… Из далекой деревни донесся жалобный вой собаки. Он резко оборвался, и ночь снова погрузилась в глубокое молчание, наполненное немой, гнетущей угрозой…

По тропинке за стеной медленно расхаживал старый суданец-соль (фельдфебель). Стены казармы глухим эхом вторили топоту его тяжелых сапог. У бойниц, черными квадратами прорезавших светлую поверхность стен, стояли аскари. Они зорко вглядывались в беспросветную мглу, прислонившись к шершавым камням и держа наготове заряженные ружья.

В узком проходе между стеной и казармой висел на железной цепи одинокий фонарь аскари, в боевом снаряжении спавших на камнях двора. Время от времени кто-нибудь из спящих стонал во сне или просыпался, дрожа от холода, и теснее прижимался к соседу. Монотонно стучали шаги неутомимого старого фельдфебеля…