Анна была подругой Елены. Они подружились еще в школьные годы, много лет тому назад и с тех пор почти никогда не расставались. Когда Елена предложила Анне, в шутку, поехать с ней в далекую, дикую Америку, не ожидая того, что Анна согласится поехать в такую глушь, ее подруга вдруг согласилась. Это сначала страшно поразило Елену, но потом она поняла, зная настоящие причины такого решения Анны. Никого из родных у нее не осталось в живых, жила она одна сиротой. Хотя средства у нее были и довольно большие, но шумная жизнь в Петербурге или в Москве потеряла для нее всякий интерес; запереться же в деревню, в свое имение, она не могла, чувствуя, что там она будет медленно и ненужно растрачивать свои годы. Поэтому-то Анна с радостью приняла приглашение поехать со своей подругой в девственную, еще почти нетронутую Калифорнию и может-быть там на далекой окраине империи делать какое-то полезное дело.
И, конечно, Елена была несказанно рада, что у нее будет подруга и компаньонка, с которой она сможет обмениваться впечатлениями, делиться секретами и попытаться создать жизнь, как-нибудь похожую на жизнь в далекой России, создать сносные условия для мужа Саши и чем-то облегчить тяжелую, однообразную и бесцветную жизнь промышленных форта. Она была рада, что перемена обстановки может быть поможет Анне заглушить боль и тяжелые воспоминания о неизвестной судьбе ее нареченного Константина, воспоминания мучавшие Анну со дня его внезапного исчезновения на Кавказе три года тому назад.
Анна помолчала немного и потом тихо добавила в ответ на вопрос Елены:
— Я уже влюблена в это место… а самое главное, чем дальше от дома, чем глубже в дичь, в глухие места Калифорнии, тем лучше. Ты знаешь, даже в такую дождливую погоду, форт совсем не кажется мне неприглядным…
Она помедлила и потом добавила:
— Мне кажется, что даже густой туман или эта сетка дождя, которую мы видим вдали, имеют свое очарование; эта мокрая зеленая трава и даже этот вечный, не останавливающийся, неумолчный рокот океана, который сопровождает нас все время, все это для меня создает иллюзию экзотики и романтики, Лена. Нет, в самом деле, это место чудесное.
Ротчев искоса посмотрел на нее: — Рад, что вам уже нравится здесь, Анна. Подождите, когда вы увидите форт в ясный, солнечный день, когда вы почувствуете аромат теплых, душистых цветов, доносящийся сюда с предгорий, когда вы взберетесь на эти горы и посмотрите далеко на океан, вы почувствуете истинное чувство восторга от вашего соприкосновения с этой благодатью Божьей.
Небольшая терраса у входа в комендантский дом выглядела совсем не плохо и даже уютно, когда Ротчев с обеими дамами и следовавшей за ними горничной Дуней, взбежали вверх и нашли наконец небольшую защиту, прикрытие от надоедливого дождя. Елена оглянулась, окинула взором двор и уже одно то чувство, что у них была над головой крыша, что дождь больше не бил в лицо и не забирался за ворот, все это сразу подняло настроение и она совсем весело постучала ногами, стряхивая налипшую на сапожки грязь.
Ротчев заметил, что Елена повеселела и с загадочным видом, пройдя вперед, медленно открыл перед ними дверь, ведущую с веранды в прихожую дома.
Елена первая вошла внутрь и… вскрикнула от приятного изумления. Прихожая или скорее приемная была довольно большая комната с сравнительно большим светлым окном налево от входной двери и с большим массивным зеркалом в рост человека на задней стене комнаты прямо против входа. Несколько мягких кресел и скамей, покрытых пушистыми коврами, стояли по стенам и посреди комнаты.
— Боже мой! Саша, ведь это же дворец! — проговорила наконец Елена. — Анна, дорогая, посмотри — кресла, диваны, зеркало; неужели такие вещи существуют!..
Анна вдруг улыбнулась и ее суровое, серьезное лицо сразу преобразилось, точно луч солнца внезапно скользнул по нему и показал всю скрытую, внутреннюю красоту девушки.
— Да, Лена, — тихо и опять тем-же неожиданно низким голосом, сказала она. — Мы совсем забыли об удобствах и комфорте — после всего этого ужасного путешествия в тарантасе, через всю Сибирь, после остановок в знаменитых сибирских рассадниках клопов, которые почему-то называются гостиницами и постоялыми дворами, после самых примитивных условий на корабле и, вдруг, мягкие кресла и диваны. Александр Гаврилович, вы просто волшебник.
Ротчев широко улыбнулся.
— Ну, уж если вам нравится здесь, то, что вы скажете о нашей гостиной, — и он широко распахнул перед ними дверь направо.
Елена ахнула и схватила руку мужа.
— Саша, что это? Сказка из «Тысяча и одной ночи» … феерия. Это же ведь настоящая гостиная и… даже пианино! Анна, смотри, пианино в джунглях! Где мы? Саша, где ты достал все это?
— Не важно где, дорогая. Нравится ли тебе теперь наш дом? Я хотел устроить и обставить его до твоего приезда так, чтобы ты не чувствовала себя слишком заброшенной в глушь. Посмотри-ка, как загорелись глаза Анны, когда она увидела пианино!
— Музыка, моя первая и единственная страсть, Александр Гаврилович и, пианино самый лучший подарок, который вы могли только придумать для нас.