Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 1

– Но, отец, никакая женщина не приходит, когда готова. Любая женщина в таком случае ждет.

Радостно вздохнув, Нингобль сказал:

– Не печальтесь, дети. Разве это в обычае вашего доброго друга Сплетника – давать легкие советы?

– Не в обычае, – согласился Фафхрд.

– Итак, собрав все, о чем я сказал, вы должны отправиться в Затерянный Город Аримана, лежащий к востоку от Армении. Давайте не будем произносить его имени даже шепотом….

– Это Хатти? – прошептал Мышелов.

– Нет, мясная ты муха. И почему ты перебиваешь меня, когда должен усердно вспоминать подробности скандала с пятничной наложницей, тремя жрецами-евнухами и рабыней с Самоса?

– Воистину, о Соглядатай Невыразимого, я тружусь над этим, пока ум мой не устает и не начинает отвлекаться, и все из любви к тебе.

Мышелов был рад, что Нингобль задал этот вопрос, поскольку сам он начисто забыл о трех жрецах-евнухах, что было весьма неосторожно: никакому здравомыслящему человеку и в голову не пришло бы утаить от Сплетника хоть крупицу обещанной дезинформации.

Нингобль между тем продолжал:

– Оказавшись в Затерянном Городе, вы должны найти разрушенную черную святыню, поместить женщину перед большой усыпальницей, завернуть ее в покров Аримана, дать ей выпить прах мумии в кубке из-под цикуты, предварительно смешав его с вином, которое найдете там же, где и мумию, дать ей в руку побег Древа Жизни и дождаться рассвета.

– А потом? – громогласно вопросил Фафхрд.

– А потом все зеркало покрывается красной ржавчиной. Я вижу лишь одно: кто-то вернется из места, которое нельзя покидать, и, кроме того, вы должны остерегаться женщины.

– Но, отец, это же страшная морока – собрать по всему свету столько магической дряни, – забрюзжал Фафхрд. – Почему бы нам сразу не отправиться в Затерянный Город?

– Без карты, что начертана на покрове Аримана? – прошептал Нингобль.

– И ты все еще не можешь назвать имя адепта, которого мы ищем? – осмелился спросить Мышелов. – Или хотя бы имя женщины? Ничего себе щенячьи задания! Мы даем тебе суку, отец, а к тому времени, когда ты возвращаешь ее назад, она уже успевает ощениться.

Нингобль чуть заметно покачал головой, шесть глаз спрятались под капюшон и засверкали оттуда таким зловещим огнем, что у Мышелова по спине побежали мурашки.

– Почему, Продавец Загадок, ты всегда говоришь нам только половину? – сердито наступал Фафхрд. – Может, для того, чтобы в решительный момент наши мечи наносили удар вполсилы?

Нингобль хмыкнул:

– Это все потому, что я вас знаю, дети мои. Скажи я словом больше, и ты, пентюх, стал бы размахивать своим длинным мечом, угрожая совсем не тому, кому нужно. А твой друг из породы кошачьих стал бы затевать свои детские магические фокусы, причем совсем не те, что нужно. Вы ищете столь безрассудно не простое существо, а тайну, не отдельную личность, а мираж, камень, похитивший где-то кровь и жизненную субстанцию, выползший из сна кошмар.

На миг друзьям показалось, что в дальнем краю мрачной пещеры нечто, долго ожидавшее чего-то, пошевелилось. Но это ощущение тут же исчезло.

Нингобль самодовольно проурчал:

– А теперь, когда у меня выдалась свободная минутка, я, чтобы доставить вам удовольствие, готов истратить ее на историю, которую Мышелову не терпится мне поведать.

Деваться было некуда, и Мышелов начал, предварительно пояснив, что история лишь на первый взгляд имеет отношение к наложнице, трем жрецам и рабыне, тогда как ее глубинные слои касаются главным образом четырех бесчестных служанок Иштар, а также карлика, который был с лихвой вознагражден за свое уродство. Время от времени костер догорал, лемуроподобные твари бегали за дровами, и часы текли один за другим, поскольку Мышелов, рассказывая свои истории, обычно входил в раж. В одном месте Фафхрд выпучил глаза от изумления, в другом брюхо Нингобля заколыхалось, словно небольшая гора во время землетрясения, но в результате история подошла к концу, оборвавшись внезапно и будто бы посередине, как это бывает с иностранными музыкальными пьесами.

Затем зазвучали слова прощания, последние вопросы, оставшиеся без ответа, и два искателя приключений пустились в обратный путь. А Нингобль принялся перебирать в уме подробности рассказа Мышелова, которыми весьма дорожил, поскольку знал, что все это была импровизация, а любимой его пословицей было изречение: «Тот, кто врет артистически, оказывается гораздо ближе к истине, нежели подозревает».

Фафхрд и Мышелов почти уже спустились по лестнице из валунов, когда услышали позади легкое постукивание: Нингобль стоял наверху у самого края, опираясь на нечто вроде одной трости и постукивая о камень другой.

– Дети мои! – крикнул он, и голос его прозвучал тонко, как одинокая флейта в храме Ваала. – Сдается мне, что нечто в отдаленных пространствах алчет в вас чего-то. Вы должны внимательно охранять то, что обычно охраны не требует.

– Да, Крестный Отец Мистификаций.

– Вы будете осторожны? – донесся до них тоненький голосок. – От этого зависит ваша жизнь.

– Да, отец.