Сага о Годрланде (СИ)

Я видел, что и возле Клетуса собрались люди, но гораздо меньше. Милий сказал, что нордов в Годрланде не так много, и редко когда их можно увидеть иначе, чем на арене, оттого и столько интереса к нам.

— Чудно выходит, — заметил Простодушный. — Вроде бы состязания закончились, тот хёвдинг уже и насчет награды договорился, а вон еще чего-то удумали. Может, ну их в Бездну? Лучше воротиться домой, посмотреть, что там с Феликсом.

— Да нет. Так даже лучше, — ответил я. — Всё равно хотел с Клетусом силой помериться.

— Ты что, снова поединок выберешь? — всполошился Милий, услыхав краем уха мои слова. — Может, лучше что-то другое? Это же Клетус!

— Незачем.

Ко мне как раз подошел хозяин пира и спросил, какое состязание я выберу и нужно ли чего приготовить для него. Я через Милия ответил.

— Он спрашивает, уверен ли ты. Говорит, что бой до смерти он не разрешает. Если вдруг ты будешь ранен, десятки людей смогут подтвердить, что ты сам того захотел.

Я лишь отмахнулся. Они будто сговорились. В прошлый раз я не ожидал такой прыти от фагра, привык к их слабости и изнеженности, а сейчас всё будет иначе. К тому же я стал на руну выше. Жаль, что помощи от стаи не будет, хотя в одиночном бою от нее толку немного. Боевых даров в хирде раз-два и обчелся. Копье Квигульва не годится, удар Свистуна лишь в начале действует, только и остается мощь Сварта да кровь Отчаянного. Дар Альрика был бы гораздо полезнее, но что уж теперь…

В носу снова защекотало, и я сразу же отыскал взглядом кудрявого парня, с головы до ног пропитанного отравленным дымом.

— Рысь! А поговори с тем фагром! — указал я на ядовитого юношу. — Узнай, кто затащил Пистоса в ту комнату и зачем.

И чихнул.

Леофсун кивнул, подошел к парню и, взяв того за плечо, потащил подальше от меня. Правда, Рысь не очень хорошо говорит на фагрском, но хоть что-то да вызнает.

Сам бы я не отказался переговорить с Клетусом еще раз. В чем-то Простодушный прав, иначе откуда бы взялись еще два состязания? Не, так-то я был рад: не придется выискивать фагра после пира, к тому же он мог бы и отказаться. Не буду же я его убивать посреди Гульборга! А тут он сам идет в руки. Но Клетус сам, видать, предложил эти состязания, а это значит… И вот тут я застопорился. Зачем? О мече мы уговорились. Слава лучшего воина в Гульборге у него уже есть. Что еще ему надобно? Убить меня? Так ведь поединок я предложил, а хозяин пира не отказал, значит, Клетус выбрал что-то иное.

— Может, не устраивает его быть на равных с нордами? Может, победа нужна, — сказал Херлиф, выслушав мои размышления.

— Тогда лучше предложить поединок между хёвдингами, да и всё.

— А еще, видать, он честный. И перемудрённый. Или, — вдруг сообразил Простодушный, — он хочет показать какое-то особое умение, для чего и сказал, чтоб условия придумывали сами хёвдинги. А победа ему не очень нужна, потому он предложил, чтобы и ты показал себя.

Наш разговор прервался из-за громкого вопля, на который оглянулись все. Орал кудрявый фагр, которого только что увел Рысь. Я мигом растолкал пьяных фагров и оказался возле крикуна. Его рука повисла дохлой рыбой и понемногу начала наливаться синевой.

— Он меня за задницу схватил, — пожал плечами Рысь, — вот я и…

— Хальфсен! Нет. Милий, перескажи им слова Рыси. И добавь, что я б за такое руку отрубил вовсе. А то и голову.

И чихнул.

На удивление, никто и не посмел возмутиться или потребовать виры. Наоборот, виновника незаметно уволокли подальше, передо мной извинился сам хозяин пира, сказал, что паренек перепил и спутал моего хирдмана с девкой, но не потому что Рысь и впрямь похож на девку, а лишь из-за хмеля в фагрской голове. И это сильно не сходилось со словами Хотевита. Перед Гульборгом он нас так стращал, так стращал, мол, здесь даже пердеть надо с опаской, чтоб ненароком никого не оскорбить, а руки, значит, ломать можно.

Разъяснил мне всё Милий:

— На пир пришло несколько сарапов, при том непростых, а приближенных к Набианору. Набианор же порицает мужеложество и призывает карать виновных смертью. В Гульборге казнили рабов и их господ, кто был уличен в этом грезе.

— Но я же сам видел, прямо в соседней комнате… — я чуть не захлебнулся от возмущения.

Милий устало протер глаза.

— Кай, в Гульборге много законов, некоторые остались с давних времен, другие появились недавно, с приходом сарапов. Нельзя жить так, чтобы вообще ничего не нарушить, потому на некоторые проступки все закрывают глаза. Но если кто-то начнет кричать о грехе и грешнике, сарапы будут вынуждены открыть глаза. Открыть, а потом наказать. Из-за этого отцы наказанных разозлятся на Набианора, начнут против него бунтовать или устраивать заговоры, будет еще больше казней. В Гульборг приведут войска, потребуют их кормить… Словом, много-много бед из-за одного крикуна, который не смог вовремя закрыть глаза. Кому это нужно?

— Тогда зачем вообще нужны такие… — рассердился я, но замолк, услыхав от подошедшего Тулле всего одно слово. «Скирре».