Это был трудный путь. Она плакала, но шла все вперед и вперед. Она вся промокла и устала, а темнота, безлюдие и одиночество среди ломкого льда наводили ужас.
Уже перед самым Экебю ей пришлось идти по колено в воде. А когда ей наконец удалось выбраться на берег, она была до того обессилена и разбита, что села на камень и заплакала от слабости и изнеможения.
Тяжкими путями идут люди по земле, и маленьким собирательницам цветов случается иногда падать в изнеможении около своей корзины именно тогда, когда они уже достигли цели и нашли путь, который хотят усыпать цветами.
Но что за чудесной маленькой героиней была эта молодая знатная дама. Ей не приходилось преодолевать такие пути на своей светлой солнечной родине. Но что для нее сейчас цветы и живописные горные тропки южных краев, когда она сидит на берегу этого ужасного озера промокшая, уставшая и несчастная.
Теперь для нее не имеет значения юг то или север. Она вовлечена в водоворот жизни и плачет не от тоски по родине. Она, эта маленькая собирательница цветов, эта маленькая героиня, плачет оттого, что устала, что у нее не хватает сил добраться до того, чей путь она хотела усыпать цветами. Она плачет, потому что думает, что пришла слишком поздно.
Мимо нее по берегу пробегают люди. Они бегут мимо, не замечая ее, но она слышит их голоса.
— Если прорвет плотину, то обрушится кузница, — говорит один.
— А за ней и мельница, и мастерские, и дома кузнецов, — подсказывает другой.
Эти слова придают ей новые силы, она поднимается и идет вслед за ними.
Мельница и кузница Экебю расположены на узкой излучине, вокруг которой, пенясь, мчится бурная речка Бьёркшеэльвен; она стремительно несется к излучине, добела вспененная могучим водопадом. И чтобы защитить застроенный участок от бурного потока, перед излучиной давно уже соорудили большую каменную плотину. Но плотина обветшала, а в Экебю хозяйничали кавалеры. Одни увеселения здесь сменялись другими, и некому было следить за тем, как река, холод и время подтачивали старую плотину.
Наступило весеннее половодье, и плотина под напором вод начала разрушаться.
Водопад близ Экебю — это несколько крутых гранитных уступов, по которым воды Бьёркшеэльвена стремительно мчатся вниз. С головокружительной быстротой несутся волны, набегая друг на друга и сталкиваясь. В бешеной злобе они взлетают вверх, захлестывают друг друга пеной, разбиваются о камни, натыкаются на бревна и вновь взлетают вверх, чтобы вновь низвергнуться, и непрерывно пенятся, грохочут и шипят.
И вот теперь эти разъяренные, обезумевшие волны, опьяненные весенним воздухом и вновь обретенной свободой, штурмуют ветхую каменную плотину. С шипением налетают они на нее, высоко взмывают над стеной и вновь откатываются, словно их белокурые кудрявые головы не выдерживают силы удара. Это настоящий штурм. Льдины служат волнам щитами, а таранами — бревна; они сокрушают, бушуют, с остервенением наступая на бедную плотину, а затем, словно по команде, вдруг отступают; они откатываются назад, и вслед за ними от плотины отделяются большие камни и с грохотом падают в бурлящий поток.
Кажется, будто волны сами удивлены всем этим; ликующие, они останавливаются, о чем-то совещаются и снова бросаются на штурм! Они снова вооружены льдинами и бревнами, безжалостные, разъяренные, одержимые страстью к разрушению.
«Только бы разбить плотину, — рокочут волны. — Только бы разбить плотину, и тогда мы расправимся и с кузницей и с мельницей. Пробил час нашего освобождения! Долой людей, долой плоды их трудов! Они закоптили нас углем и запылили мукой, они впрягли нас в ярмо, как волов, и гоняют по кругу, они нас заперли в тесные шлюзы, они заставляют нас вращать тяжелые колеса и таскать неуклюжие бревна. Но теперь мы завоюем себе свободу. День свободы настал! Знайте ж об этом все: и воды в верховьях Бьёркшеэльвена, и наши братья и сестры — воды болот, топей, горных ручьев и лесных речушек! Сюда, сюда! Несите свои воды в Бьёркшеэльвен, посылайте нам свежие силы, чтобы сломить вековое иго, оплот тирании должен быть сломлен. Смерть Экебю!»
И помощь приходит — все новые потоки воды несутся вниз с гранитных уступов и обрушиваются на плотину, внося свою лепту в общее дело разрушения. Опьяненные весной и вновь обретенной свободой, непреклонные, единодушные в своей воле, наступают волны, отрывая от ветхой плотины камень за камнем, глыбу за глыбой.
Но почему же люди позволяют разъяренным волнам безнаказанно бушевать и не оказывают им никакого сопротивления? Неужели все вымерло в Экебю?
Нет, там есть люди; они толпятся на берегу, растерянные, беспомощные. Ночь темна, они не видят друг друга, не видят, куда ступить. Громкий рев водопада сливается с грохотом ломающегося льда и треском бревен, и люди не слышат своего собственного голоса. Дикое безумие разбушевавшейся стихии словно передается и людям, парализуя их волю, лишая рассудка.