Сага о йорге (СИ)

— Были, были знамения… — бормотала про себя Вигдис. — Дитя йоррунга… Или же самого Торна… Великий Одрик, Атара, священные норны — Урид, Хейвела и Яда; вы знаете, что было, что есть, и что будет…

Кто-то подбросил в костер дров. Ожило и заплясало пламя. Вигдис вздохнула, отвлеклась от огня, еще раз строго посмотрела на Брету.

— Сын неба, говоришь? Все так говорят — сын неба. Только на этом острове лучше быть сыном воина, чем сыном неба.

Охватив колени руками, старуха снова надолго замолчала, глядя в огонь, покачиваясь вперед-назад, словно видела там, в пламени, какие-то непонятные видения.

— Она не заболеет и не умрет, — ни к кому не обращаясь, вполголоса бормотала Вигдис. — Может — потом, через год, а то и через десять лет, но никак не сейчас, пока не родит. Будет мальчик… И еще мальчик. Родится чудовище. Будут болезни и голод… Вокруг него будет много зла. Он сдвинет горы… И будет сражаться с самим небом…

Ведунья еще что-то бормотала, продолжая покачиваться, но ее слов уже нельзя было расслышать.

Наконец, Коровья королева замолчала, низко опустив голову, словно заснула. Затем вскинулась, посмотрела вокруг. Глянула на Брету.

— Можешь остаться здесь, — твердо произнесла великанша. — Если хочешь. Если на это есть воля Одрика и норн. Выздоровеешь — пойдешь в загон к свиньям, будешь убирать навоз и носить в кормушки рыбу. Имей в виду: если родишь здесь, и никто из воинов не возьмет твое дитя на руки и не признает своим — быть ему рабом без тарма.

На третий день после того, как Брета пришла в гард, старый Герман начал бояться воды. Плакал, скалил зубы и просил пить, отшатываясь от любой жидкости, как от раскаленного железа. Его отвели в кузницу и закрыли в углу, в котором Славен держал древесный уголь для горна. Герман пускал пену, кричал и пытался вырваться. Его тело выгибалось дугой, будто голохвостые чудовища-крысы грызли его внутри. Раз за разом, в течение двух суток Славен, а с ним — Сама и Керлин, две самые сильные женщины в гарде, надев кузнечные кожаные фартуки и рукавицы, ловили и держали Германа, который стал чрезвычайно сильным, пока Вигрид окуривала его дымом и пыталась напоить целебными настоями трав. Но ничего не помогало.

Наконец, старая ведунья решилась на крайний шаг. Германа, который уже сам идти не мог, а только скалил зубы в густой пене и пытался кого-то достать и укусить, на веревках вынесли из угольного закутка и оттащили в яму, которую в рыжей островной глине вырыли глубиной в рост человека. Больного связали и опустили на дно. Рядом с ним бросили живого связанного козла. Обоих накрыли сплетенной из лозы рогожей, полностью засыпали яму землей и разровняли. Сверху, на такой импровизированной могиле, разложили костер, и Вигдис всю долгую зимнюю ночь сидела у огня, бросая в огонь особые травы, обращаясь к Одрику и богам.

Когда засветлело могилу разрыли. Козел, весь покусанный, издох. Герман был жив; у него будто уже не шла пена изо рта… Он вроде спокойно спал. На носилках старого отнесли снова в угольный закуток.

Герман проспал день, и всю ночь. Но когда на него издалека плеснули водой, вскочил, и бросился на стену… Горлом хлынула пена и черная кровь.

Тело умершего Германа вытащили, накинув веревку на ногу, и сожгли у скал, опасаясь даже раз вдохнуть едкого дыма.

* * *

Можно представить, что когда-то, в незапамятные времена, боги отделили огромный кусок суши, Норленд, от земли на юге, будто наступив ногой гиганта на край нового материка, и оттолкнув его на север, сломав и утопив южная оконечность в Китовом море, подняв где-то там, на севере и на западе материка мощные горные хребты. Словно для того, чтобы новый континент не приблизился снова к лишенному расположения Одрика старому Кюргдену — Коровьей земле, боги набросали близко к берегу Норленда груды камней, от чего вышли острова.

Среди многочисленных хьярнских островов, островков и просто выступающих из воды скал Вестхьярн и его страж — скала-стена Молот стоят первыми на пути могучего морского течения, которое приходит с юго-запада, принося в Китовое море и в хьярнские проливы косяки рыб, тюленей, китов и теплые туманы, от которых зимняя стужа отступает за дальние норленские горные хребты. Молот и Вестхьярн будто разбивают течение на две части — большая часть глубокой водой обходит острова с юга, а меньшая — стремительно врывается в пролив между островами и Норлендом.

С восточного берега Вестхьярна хорошо виден покрытый кустарником Ллаль. За ним в ясную погоду можно разглядеть высоченные скалы Кросферда, на которых тоже есть поселение хьярнов-рыбаков. Еще дальше на восток, за день пути по течению — самый большой среди островов — Фингельферд, на котором расположены несколько хьярнских поселений и даже возведена крепость — Конринг, где правит конунг. Еще дальше — Борн, Куртманен, Истхьярн. Всего самых больших островов Хьярнленда — семь.